Гитлер и Габсбурги

Бастовавшие рабочие и лишившиеся иллюзий солдаты заполонили улицы Берлина и Вены. Кайзер Вильгельм II вместе с кронпринцем отреклись от престола и бежали в нейтральную Голландию. Император Карл не стал отрекаться, но подписал обязательство не участвовать ни в каких государственных делах[424]. Первый раз за две тысячи лет в Европе не было ни одного императора. Сироты Гогенберг и их опекуны оказались в полной изоляции и одиночестве. Свое последнее публичное выступление последний император из Габсбургов закончил словами: «Лишь внутренний мир может исцелить раны этой войны»[425]. «Внутреннего мира» не было ни в Конопиште, ни в Адольфе Гитлере, временно ослепшем после газовой атаки. Незадолго до этого он получил Железный крест первого класса из рук своего батальонного командира, еврея Гуго Гутмана. В представлении к награждению Гитлера показали героем войны: «За хладнокровие, личную храбрость и постоянную готовность к самопожертвованию»[426]. Всю жизнь потом он гордо носил эту награду. Гитлер узнал о безоговорочной капитуляции Германии, когда лечился в военном госпитале от последствий газовой атаки. Новость настолько поразила его, что на какое-то время он опять ослеп. С трудом восстанавливая зрение, свыкаясь с мыслью о поражении Германии, он обрушивал свой гнев на евреев и марксистов.

Через много лет Гитлер писал, что после этого он и пошел в политику. Кайзера он уже не обожал, марксисты опротивели ему еще больше, а ненависть к евреям стала еще яростнее. Гитлер заявил, что пример Вильгельма II показывает, как один плохой монарх может уничтожить всю династию.

10. Изгнанники

В жизни все происходит не так, совсем не так, как хочется.

Эрцгерцог Франц-Фердинанд

Я родился… в большой и могучей империи, в монархии Габсбургов, но не стоит искать ее на карте: она стерта бесследно.

Стефан Цвейг

Газеты и в Праге, и во вновь созданном государстве Чехословакия выискивали подлецов и козлов отпущения, чтобы взвалить на них вину за все смерти, разрушения и поражение в войне. Погибший «австрийский» эрцгерцог и его жена-чешка оказались самыми удобными мишенями. Заголовки, статьи, карикатуры и колонки издевались над богатством убитых, их аристократическим происхождением, дружбой с эмигрировавшим германским императором. Защитников у Франца-Фердинанда и Софии не нашлось[427].

Новое руководство страны быстро сообразило, как поступить с огромными земельными угодьями и их владельцами-аристократами. Конопиште получило статус «охраняемого государством»[428]. Вскоре в поместье прибыли чиновники и принялись составлять опись имущества. Каждая голова скота, сельскохозяйственное орудие, предмет мебели, картина, произведение искусства и даже домашние животные были учтены и внесены в каталоги. Государственная полиция и детективы искали в Конопиште звуконепроницаемый кабинет, где Франц-Фердинанд с германским императором якобы разрабатывали военные планы. Его, конечно, так и не нашли[429].

В жизни трех подростков Гогенберг все было по-прежнему неопределенно. Через четыре года после гибели эрцгерцога его завещание вступило в силу, и шестнадцатилетний Максимилиан сделался законным владельцем Конопиште. Четырнадцатилетнему Эрнсту достался Хлумец. Семнадцатилетняя София должна была получать ежегодный доход от обоих поместий. Предполагалось, что она выйдет замуж и поселится в доме мужа, поэтому недвижимости она не получила[430]. Местные суды и международные договоры не принесли им спокойствия.

Бывали дни и вечера, когда не работали телефонные линии, отрезая их от соседей, друзей и родственников. Сторожа говорили, что жулики и воры с каждым днем все наглее орудуют в садах и парках. Граф Тун и владельцы всех крупных поместий оборонялись от толп местных мародеров и вернувшихся с фронта солдат, вооруженных и настроенных против помещиков и аристократов[431].

В марте 1919 г. постоянные угрозы вынудили императора Карла с семьей бежать в Швейцарию[432]. Тетя Генриетта заверяла трех своих подопечных, что все будет хорошо. Но роились слухи о революции и беспорядках, грабили дома, везде жизнь висела на волоске. Ни один хозяин не был уверен, что мародеры не выкинут его из поместья или не прикончат. Отовсюду управляющие докладывали, что разбегаются полевые рабочие и домашняя прислуга. Франц Яначек и почти все, кто работал в Конопиште, не покидали детей-сирот[433].