Гитлер и Габсбурги

Эрнст нашел пролом в обрушенной стене подвала. Они выбрались наружу и опять побежали. На них градом сыпались горящие головни и пепел. Дым ел глаза, мешал дышать. В конце концов они вернулись в свою разграбленную квартиру, где их неласково встретили солдаты и пьяные дезертиры. Мэйзи потом говорила, что они все время боялись и каждую минуту ждали гибели[866].

Как только представилась возможность выехать из Вены, они отправились как можно дальше от Красной армии. Сначала ехали на поезде, потом на грузовике, потом шли пешком через горные перевалы и через несколько недель радостно воссоединились с двумя своими детьми. С помощью британских солдат Эрнст и Мэйзи с сыновьями перешли границу Австрии и крошечного нейтрального государства Лихтенштейн. Там правил двоюродный брат Гогенбергов принц Франц-Иосиф II. Только тогда Эрнст получил необходимую медицинскую помощь[867].

Весна 1945 г. в Праге выдалась удивительно красивой, но в голубом небе было неспокойно. Над замком Конопиште разыгрался один из последних воздушных боев Второй мировой войны. Американские бомбардировщики B-17 были атакованы реактивными «мессершмиттами», одним из последних видов нацистского «вундерваффе», или чудо-оружия. Один В-17 разбился, девять членов его экипажа попали в плен и были доставлены в Конопиште для допроса. Все понимали, что до конца войны остались считаные дни, но 19 апреля офицеры гестапо выстрелами в голову убили девятерых американцев. Их похоронили в братской могиле неподалеку от замка[868].

Через четыре дня в горящем, разрушенном Берлине Генрих Гиммлер встретился со шведским дипломатом, графом Фольке Бернадотом. Гиммлер горько сказал: «Должен признать, Германия разбита», но потом его мрачное настроение стало чуть получше[869]. Он заверил Бернадота: в поражении обвинят предателей, воткнувших Гитлеру нож в спину; точно так же поступили с кайзером в Первую мировую войну. Гиммлер не сомневался, что о Гитлере сложат легенды. Шведский дипломат слушал его в мрачном молчании, ведь нацисты предсказывали, что Гитлер войдет в историю как величайший из немцев[870].

Не один Гиммлер верил, что репутация Гитлера переживет поражение Германии. На последнем совещании с высшим командным составом своей армии художник-неудачник из Линца упорно продолжал винить в провале всех вокруг, только не себя. «Если немецкий народ проиграет войну, он докажет, что недостоин меня!»[871] – выкрикнул он, не уточняя, имелись ли в виду семь миллионов немецких солдат и мирных жителей, погибших в войне, или те, кто выжил и увидел последствия поражения. Как и граф Бернадот на встрече с Гиммлером, собеседники фюрера молчали. Как-то Гитлер сказал своему личному пилоту, что на его могиле можно будет написать: «Он пал жертвой своих генералов»[872]. Европа, но только не Гитлер, была виновата и в его падении, и в войне, и в поражении, и в разрухе, и в смертях. Приказ, отданный Гитлером своей таявшей армии 15 апреля, был как будто отзвуком всех его навязчивых, бредовых идей: «Любой, кто прикажет вам отступать… будет немедленно заключен под стражу, а при необходимости расстрелян на месте, независимо от звания. Если каждый солдат на Восточном фронте будет исполнять свои обязанности в ближайшие дни и недели, яростное наступление азиатов будет сломлено, точно так же как, несмотря ни на что, враг не сумеет вторгнуться к нам с запада. Берлин останется немецким. Вена снова станет немецкой»[873].

На следующий день началась Берлинская наступательная операция Красной армии. Советские войска окружили город. Гитлер продолжал издавать приказы своим уже не существовавшим армиям, но их некому было выполнять. 20 апреля ему исполнилось пятьдесят шесть лет, и он в последний раз вышел из своего бункера, чтобы наградить Железными крестами мальчишек, оборонявших Берлин. Вечером того дня советская артиллерия безжалостно обстреляла город, и вскоре им овладела Красная армия. Ранним утром 29 апреля Гитлер узнал о поимке и расстреле Бенито Муссолини с любовницей[874]. Их тела, изуродованные, избитые, изрешеченные пулями, были доставлены в Милан и в знак презрения подвешены вверх ногами на главной площади города. Через несколько часов после этого Гитлер решил привести в порядок личные дела. Он заключил брак со своей сожительницей Евой Браун и продиктовал завещание, в котором обвинил евреев в развязывании войны, а Германа Геринга и Генриха Гиммлера назвал предателями за то, что они секретно, за его спиной, начали переговоры об ее окончании. Оба были смещены со всех постов в правительстве и нацистской партии.

Даже при очевидном поражении Гитлер не терял оптимизма и заявлял, что в немецкую историю посеяно семя, которое однажды взойдет и возродит национал-социалистическое движение в объединенной стране[875]. И перед самой смертью Гитлер все искал аудиторию, достойную его и его расистской идеологии. Его последние слова были о будущих поколениях, в которых, как он надеялся, у него найдутся последователи[876].