Фалькенау, судетское поместье Софии и Фрица Ностиц-Ринеков, 8 мая 1945 г. стало местом одного из последних европейских сражений Второй мировой войны[887][888]. Солдаты генерала Джорджа Паттона вступили в перестрелку с немцами-охранниками построенного там исправительно-трудового лагеря. Американцы не хотели умирать в последние часы войны; но кое-кто из немцев предпочел бы смерть, чем мир без Гитлера[889]. Закаленные боями ветераны Паттона дрались в Северной Африке и Сицилии, высаживались на пляже «Омаха» в «День Д», выстояли в Арденнской операции, так называемой «Битве на выступе». В том последнем сражении погибло немало сыновей и внуков иммигрантов в Америку, которых так презирал Адольф Гитлер. Они нашли свою смерть далеко от родных домов, освобождая тысячу больных, умиравших женщин-узниц в Судетской области Чехословакии.
За четыре дня до этого чешские партизаны в Праге напали на отступавшие из города немецкие части. Немцы решили, что скорее сдадутся американцам на западе, чем наступавшим с востока советским войскам. Беспорядочные стычки на городских улицах задержали их уход на несколько часов, но все-таки они успели соединиться с сорокатысячным контингентом немцев и сложить оружие перед американцами. Через несколько дней пленных передали советским войскам. Союзники согласились вернуть немецких солдат, которые сражались на Восточном фронте против Красной армии. Сталин жаждал взять реванш за миллионы людей, погубленных нацистами[890].
В Праге Фриц наконец-то снял с себя форму вермахта. Чехословакия была оккупирована нацистами шесть лет, была предана собственным президентом, правительством, армией и, чтобы выжить, стала страной коллаборационистов. Чехи, пережившие оккупацию вместе с Фрицем, ни в чем его не обвиняли и не упрекали. Пока не было чувства, что все позади. И он, и София ничего не знали о сыне, служившем в немецкой армии. А Эрвин был намного ближе к дому, чем они себе представляли. 8 мая, когда американцы и немцы бились насмерть при Фалькенау, когда закончилась война в Европе, Эрвин со своим бронетанковым дивизионом сдался американцам в ста десяти километрах севернее Праги. После этого его быстро передали в ближайшую советскую часть и отправили в советский исправительно-трудовой лагерь[891].
Гибель одного сына на фронте, исчезновение другого где-то в бескрайнем Советском Союзе было слишком тяжело перенести. Когда София и Фриц узнали, что Макс, Эрнст и их семьи живы, они принялись горячо просить Бога о еще одном чуде для их семьи – благополучном возвращении Эрвина[892].
Бывший президент Чехословакии Эдуард Бенеш, эмигрировавший еще семь лет назад, возвращался в страну, желая отмщения и настраиваясь отнюдь не благодушно. Возможно, стремясь отвлечь внимание от своего провального руководства страной, Бенеш объявил, что намерен «раз и навсегда… покончить с немецкой проблемой в республике»[893].
За год до этого Гарольд Николсон, член британского парламента, узнал о планах Бенеша по послевоенному устройству Чехословакии и кратко изложил их в своем дневнике. Это была смесь политики этнических чисток, скопированной у Адольфа Гитлера, и коллективизации земель, позаимствованной у Советского Союза. Ян Масарик, сын первого президента страны и будущий министр иностранных дел в правительстве Бенеша, говорил Николсону:
Чехословакия станет соседкой России и поэтому должна хорошо с ней ладить. Это будет означать некоторую переориентацию внутренней политики в направлении государственного социализма и национализации шахт и лесов… Правительство обязано выслать большинство «плохих» немцев, но вполне готово оставить «хороших», если эти «хорошие» станут добропорядочными чехословацкими гражданами[894].
С окончанием войны позиции Бенеша укрепились. Новый министр юстиции Чехословакии заявил: «Хороших немцев нет, есть только плохие, и даже хуже, чем плохие. Они – злокачественная опухоль в нашем теле»[895]. Степень злобы тех дней отразилась в словах проповеди главы чешских католиков: «Раз в тысячу лет у нас появилась возможность свести счеты с немцами, воплощением зла, к которым неприменима заповедь «“возлюби ближнего своего”»[896].
Гитлеровская политика этнических чисток теперь обернулась против «расы господ»[897]. 28 октября 1946 г. Бенеш предложил «окончательно решить германский вопрос», заявив, что всех «судетских» немцев нужно изгнать из Чехословакии[898]. Его программа «ресловакизации» предусматривала лишение гражданства лиц немецкого происхождения, конфискацию их домов, ферм, активов, выдворение из страны[899]. Чтобы этнических немцев было легче опознать, они получили приказ нашить большую букву N на верхнюю одежду[900]. Любому чеху было ясно – перед ним немец. С родины выслали чуть ли не каждого третьего, в целом более трех миллионов граждан[901].