Гитлер и Габсбурги

Адольф Гитлер и Ева Браун покончили с собой 30 апреля 1945 г., рядом с фотографией его матери. В некоторых районах Германии и Северной Европы это канун Вальпургиевой ночи, древней языческой церемонии изгнания чертей, ведьм и привидений перед наступлением весны. По христианскому календарю это был праздник святой Вальпурги, которая прославилась способностью изгонять дьявола из одержимых[877].

1 мая 1945 г. радио Гамбурга сообщило, что Гитлер геройски погиб, защищая отечество от завоевателей-большевиков. Газеты разнесли эту «новость» по всему миру. Заголовок в Philadelphia Inquirer гласил: «Нацистское радио сообщило, что фюрер погиб, сражаясь с русскими»[878]. Через неделю Германия безоговорочно капитулировала[879].

Журналистка Дороти Томпсон, которая перед войной взяла интервью у Гитлера, узнала о его смерти, когда была в древнем Иерусалиме. 7 мая 1945 года она написала в газете St. Louis Post Dispatch:

Настояв на том, чтобы страна продолжала сражаться еще несколько месяцев после своего очевидного поражения, он разрушил Германию до основания, сделав ее выжженным полем без правительства, коммуникаций и продовольствия… Зло, которое он сотворил, переживает его… Злейший враг еврейства сейчас повергнут, а его страна буквально стерта с лица земли, но семена ненависти, посеянные им по всему миру, еще долго будут приносить плоды… Корень нацизма – безудержный национализм, возвышающий нацию до уровня Бога, и пока нет признаков, что такой национализм идет на убыль; и, хотя нацизм – это царство террора, терроризм никуда не делся со смертью Гитлера. Таким образом, наша цивилизация, победив, сталкивается с кризисом, который пока не ослабел[880].

Другая статья в той же газете сообщала о разрушении «Орлиного гнезда», знаменитой горной резиденции с видом на Австрию. Передавали слова жителя соседней деревни: «Никто не верит, что Гитлер умер»[881]. До конца жизни многие немцы и австрийцы отказывались верить правде о его самоубийстве, его военных преступлениях или о холокосте[882].

Брунгильда Помзель была самой обыкновенной немкой своего поколения, только работа у нее во время войны была не совсем обыкновенная. Она работала секретарем рейхсминистра народного просвещения и пропаганды Йозефа Геббельса и в момент самоубийства Гитлера находилась в бункере. Помзель писала под диктовку Геббельса, переписывала материалы для его личного дневника, в том числе письма с личными, политическими и военными наблюдениями. В иные дни единственная дневниковая запись достигала восьмидесяти пяти машинописных страниц.

Фрау Помзель была знакома с Адольфом Гитлером, Евой Браун, Германом Герингом, Генрихом Гиммлером, Альбертом Шпеером да и вообще со всем высшим руководством нацистской Германии. Она умерла в сто шесть лет, в 2017 г., а перед смертью, оглядываясь на прожитую жизнь, говорила:

Я не сказала бы, что в чем-то виновна; разве что обвинить весь немецкий народ, что он позволил тому правительству взять власть. Таковы были все мы; и я тоже… Вся страна как будто оказалась под властью заклятия… Я никогда не интересовалась политикой… Я понимаю, сегодня нам никто не верит – думают, что нам все было известно. А мы ничего не знали, все было засекречено. Мы поверили. Мы приняли все за чистую монету. Все выглядело так правдоподобно. Но я только печатала на машинке, и все. Я понятия не имела, что вокруг происходило. Я знала очень, очень мало»[883][884].

20. Призраки и патриоты

…Я содрогаюсь при мысли о том, что происходит в реальной жизни с миллионами людей и что произойдет с ними, когда планету поразит голод… От Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. По ту сторону занавеса все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы – Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест, София… что ведет к массовым изгнаниям миллионов немцев в прискорбных и невиданных масштабах[885].

Уинстон Черчилль, речь в Вестминстерском колледже, Фултон, штат Миссури

Господь сказал: «Мне отмщение, Я воздам»[886]. Они искренне в это верили и учили нас: у всех один судья, он выше всех нас, выше нацистов, и этот судья – не мы.

Георг Гогенберг