ГИТЛЕР, Inc.

Сейчас мы находимся в условном состоянии покоя. Но это лишь затишье перед бурей. Как можем мы, европейцы, спра­виться с такой мощной силой, как Соединенные Штаты, вла­деющие избытком как в торговле, так и в счетах движения капитала? Для Америки единственный выход состоит в по­стоянном расширении краткосрочного кредитования. Ни­когда еще экономический цикл не начинался в таких небла­гоприятных условиях, какие были созданы финансовой помощью Австрии и Германии. Но берегитесь, Америка — са­мый выдающийся в мире протекционист. Она немедленно закроет двери, когда Европа постучится в них со своими экс­портными товарами. И если сегодня Соединенные Штаты должны ссужать, чтобы поддерживать на плаву свою эконо­мическую систему, то это значит, что мыльный пузырь фон­довой биржи скоро раздуется до поистине циклопических размеров. Что произойдет, если весь сбежавший из Франции капитал, который сейчас пущен на инвестиции его амери­канскими хранителями, вдруг вернется на родину? Это вызо­вет тяжелейший коллапс. Следовательно, только немедлен­ный вывод французских фондов из их иностранных укрытий и безоговорочная отмена нового золотого стандарта может предотвратить недопустимое разбухание фондового рынка. Ибо если оба эти действия будут совершены на подъеме или в самом разгаре американского кризиса, то размеры катаст­рофы, которая постигнет Европу, трудно себе даже вообра­зить (122).

Таким образом Великий крах на Уолл-стрит в 1929 году практи­ки банкирской решетки предвидели еще в 1926 году. Следова­тельно, сам Норман не мог не видеть, чем все это со временем кончится, особенно в свете кризиса 1920 года, который он сам и организовал.

Что касается вывезенных из Франции капиталов, то сроки и время здесь, как и предчувствовал Сомари, играли решающую роль. Норман, который был превосходно осведомлен о размерах и потенциале французских фондов, едва ли мог позволить Франции играть даже косвенную роль в решении судьбы Герма­нии, которая получала жизненно необходимые ей деньги из Америки. Массовый отток французского золота из Лондона и Нью-Йорка на условиях, отличных от условий Нормана, дей­ствительно мог вызвать крушение нового золотого стандарта и застопорить машину ростовщического процветания Уолл­стрит. Итак, деньги должны были немедленно вернуться во Францию, но через Лондон, и только тем способом, который совпадал бы с планами Нормана.

Так, летом 1926 года империя отрядила своего «человека-па­ука» плести паутину вокруг Франции.

29 июля 1926 года, ровно в 11 часов утра Норман вошел в здание Французского банка для встречи со своим противни­ком Эмилем Моро. Француз был в какой-то степени смущен и испытывал неудобство: ему говорили, что Норман был «tres dur en affaires et tres ruse»; короче, Моро знал, что ему предсто­ит встреча с лучшим банковским управляющим в мире (123).

Успев предварительно сказать гадость о евреях, отозвав­шись со страстной любовью о Британии, которой он желал гос­подства над всем миром, Норман уговорил Моро присоеди­ниться к «банкирскому клубу», быстро приготовившись тем временем конвертировать франк на условиях нового золотого стандарта (124).

Несколько недель спустя, в августе, генеральный агент по ре­парациям, Паркер Гилберт, встретился с французским прези­дентом Реймоном Пуанкаре, и они вдвоем заключили сделку. В первые три года выплаты, которые Франция должна перечис­лять Америке в счет долга за военные кредиты, будут вычитать­ся из более крупных платежей по плану Дауэса в виде долга Гер­мании перед Францией. Британия и Америка согласно кивнули. Три стороны хитро ревизовали план Дауэса, соединив военные долги и репарации (125). Пуанкаре торжествовал — эти счета сделают его могущественным, как никогда: Франция снова ста­нет привлекательной для инвесторов (126). Французскому бан­ку было рекомендовано принимать большие количества фран­ков из-за границы.

Вот так, внезапно, во второй половине 1926 года волна капи­тала вернулась в свое французское отечество. Французский банк поглотил эти иностранные деньги и принялся в большом количестве печатать франки. Иностранные резервы банка не­вероятно разбухли. Все затруднения франка остались в про­шлом, его оценили по достоинству, и французская валюта стала предметом неистовой международной спекуляции, которая бы­ла методично подготовлена в Лондоне. Последние слухи гово­рили, что некие «спекулянты из Берлина» одалживают фунты в Лондоне и продают их за франки. Париж размещал фунты в Лондоне, а этот последний снова их одалживал и так далее (127). Все это наводит на мысль о том, что Норман, «доверен­ное лицо всего лондонского Сити» (129), на самом деле дал воз­можность лондонскому рынку накормить французов призраком фунта. Французов кормили до мая 1927 года, когда они, вдоволь набравшись денег и боясь разрушительного спроса на свою ва­люту, потребовали конвертировать часть своего огромного стерлингового резерва в золото. Это было именно то, чего ждал Норман.