ГИТЛЕР, Inc.

Однако мера электорального поражения давала отчетливое представление и о степени упадка нацистского движения. До 1927 года Гитлер страдал и от того, что баварское правитель­ство запретило ему выступать с публичными речами. Пруссия продержалась до 1928 года. «Золотые годы» Веймарской респуб­лики заткнули рот «барабанщику». Не имея возможности высту­пать, Гитлер передал заботу об организации деятельности пар­тии ее ревностному левому крылу на северо-западе, где сильно влияние двух способных организаторов — братьев Грегора и Отто Штрассеров. Ветераны Великой войны, служившие в свое время в Добровольческом корпусе, братья Штрассеры вопло­щали собой антикапиталистическую тенденцию части немец­кой мелкой буржуазии, движения, приверженного германском)' утопизму позднего Возрождения. Согласно этим воззрениям, земля должна быть неотчуждаемой защищенной собственно­стью «крестьянской аристократии», промышленность должна быть поделена на цехи, а национальное объединение достигну­то через федерацию самоуправляющихся кантонов. Федератив­ная Германия, по мнению Штрассеров, означала федеративную Европу, антибританский альянс рабочих всей Евразии. Во взгля­дах Штрассеров, таким образом, мы не находим и следа гитле­ровского религиозного расизма.

В 1926 году состоялось первое открытое столкновение Гит­лера и Штрассера в связи с отношением к организованному коммунистами движению Fiirstenenteignung; целью этого дви­жения была немедленная экспроприация земли у аристократи­ческих собственников и передача ее в общественное пользова­ние. Штрассер, желавший присоединиться к коммунистам, ра­товал также за союз с Востоком и распространение социалис­тических идей на родине; то есть был, по существу, антиподом гитлеровской стратегии. 14 февраля 1926 года Гитлер созвал встречу в Бамберге, на которой в присутствии партийного ру­ководства разнес в пух и прах линию Штрассера, назвав ее пус­тыми мечтаниями, Spielerei (184). Штрассер перестал устраи­вать Гитлера; даже молодой помощник Штрассера, Иозеф Геббельс, весьма воинственно настроенный в отношении неиз­бежной конфронтации, был разочарован ответными выступле­ниями своего шефа. На самом деле он, конечно, был околдован Гитлером, ореолом власти, телохранителями, дорогими лиму­зинами, на которых передвигались Гитлер и его окружение. Хромоногий Геббельс быстро сориентировался, и снова встал на сторону Гитлера, и был последним послан в Берлин, на должность гауляйтера (районного руководителя) — перед ним была поставлена сложная задача: сокрушить влияние крас­ных, соблазнить рабочий класс идеями нацизма и вытеснить из столицы сторонников Штрассера. Грегор Штрассер покорно склонил голову и вернулся в гитлеровское стадо, но Отто про­должал упорствовать. Впрочем, окончательное уничтожение левого крыла движения было лишь вопросом времени; оно, это крыло, уже давно стало чужеродным телом внутри партии — оно могло мобилизовать недовольных, но не могло разжечь и вести войну в Европе. Но именно такая война была, по Гитлеру, со­вершенно необходимым условием основания и существования империи под знаменем со свастикой. Борьба же с аристократи­ческим землевладением, банкирской решеткой, абсентеистами и капитанами тяжелой промышленности могла и подождать. По этому случаю, поскольку Демократическая партия Герма­нии выступила в тот момент «против защиты частной собст­венности», управляющий рейхсбанком Шахт в раздражении немедленно покинул ее ряды (185). Фюрер и банкир сделали навстречу друг другу еще один, пусть и небольшой шаг. У движе­ния коммунистов не стало будущего.

Лакмусовой бумажкой попытки заполучить в свои ряды Грегора Штрассера стали общенациональные выборы 1928 года, на которых НСДАП получила жалкие 2,6 процента (809 тысяч) голосов. Гитлер и его мюнхенские сподвижники возложили вину за маргинализацию движения на Штрассера, но электо­ральные поползновения нацизма — как носителя идей всеобще­го недовольства — особенно в сытые годы американских зай­мов, могли привести только к нулевым результатам. Гитлеровцы прекрасно это понимали. Им нужна была нищета, такая же, как в 1923 году, и Монтегю Норман не замедлил погрузить Герма­нию в нищету.

Когда в 1928 году Пруссия отменила запрет на публичные вы­ступления нацистского лидера, которого Веймарская республи­ка перестала опасаться, Уолл-стрит начал постепенно отзывать из Германии свои кредиты; еще немного, и Гитлера снова вызо­вут на авансцену — через пять лет после его выхода из тюрьмы, через пять лет после того, как была учреждена иностранная опека над немецкой экономикой.

Рвущаяся вперед, ведомая странной убежденностью своего фюрера Адольфа Гитлера в скором и неминуемом прорыве, нацистская партия как раз в это время закончила свои орга­низационные приготовления, словно заранее зная о скором наступлении кризиса (186).