ГИТЛЕР, Inc.

Отбросив формальности, Веблен буквально стер в поро­шок трактат Кейнса in toto. «Широкая популярность книги. — писал Веблен, — является в действительности коммерческим эхом превалирующего отношения мыслящих людей к тому же диапазону проблем. Отношения людей, привыкших при­нимать политические документы по их номинальной стой-мости... Кейнс воспринимает договор как... окончательное установление, а не как стратегический исходный пункт даль­нейшего политического торга и продолжения войны~ (139).

Совершенно непростительно, утверждал Веблен. для такого занимавшего столь высокое положение специалиста, как Кейнс, оказаться гак явно неспособным распознать до очевид­ности ясную природу жалкой пантомимы, разыгранной в Вер­сале. Прикрываясь «ширмой дипломатического пустословия государственные мужи возвели весьма расчетливо сконструи­рованное здание, упоминания об опорных точках которого Кейнс, превыше всего стремившийся, подобно другим уважа­емым публицистам, отразить «банальное отношение мысля­щих граждан», довольно успешно избегает.

Главный аргумент, который Веблен теперь готов предста­вить, состоит из трех утверждений: (1) тезиса, (2) предсказания и (3) заключительного рассуждения.

1. Тезис Веблена. «Центральным и основополагающим содержа­нием Договора является не записанная в нем статья, согласно которой правительства западных держав объединяются ради одной цели — подавления и удушения Советской России... Можно сказать, что это та главная канва, на которой был за­тем написан текст договора» (140). Веблен разрывает свое временное интеллектуальное перемирие с западным истеб­лишментом и возвращается к неизменной своей оппозиции капиталистической олигархии, решив на этот раз драться до конца. Все еще находясь в это время на гребне своего роман­тического отношения к большевизму, он вновь заявляет, что коммунистическая Россия является угрозой праздной част­ной собственности, то есть опасным противником, в чьи на­мерения входит уничтожение непропорционально высоких рент, основанных на частной собственности и финансах. Сле­довательно, продолжал Веблен, только скорое и полное унич­тожение большевизма может гарантировать мирную жизнь деловым (плутократическим) демократиям Запада.

2. Предсказание. Пессимизм, потрясение и моральное негодо­вание по поводу статей и положений Версальского договора, которые, со времени выхода в свет книги Кейнса, стали нрав­ственным долгом каждого, кто стремился сохранить «ли­беральную позу», составили в итоге весьма избыточную аф­фектацию, говорил Веблен, ибо «условия, касающиеся германских компенсационных выплат», выдавали скорее «за­метную снисходительность, достигающую степени заранее обдуманной и обсужденной небрежности». Другими словами, вся эта репарационная фальсификация была в действитель­ности «дипломатическим блефом, рассчитанным на то, что­бы выиграть время, отвлечь внимание и заставить всех потен­циально недовольных проявлять терпение на тот период, ко­торый потребуется для восстановления Германии и создания в ней реакционного режима, то есть для воздвижения бастио­на против большевизма» (141). Хитроумный план не фикси­ровать условия германских выплат, предложенный британ­скими представителями на Версальской конференции, должен был, по мысли его авторов, вызвать целый водоворот «базарной торговли, взаимных контрпретензий и бесконеч­ных переговоров по улаживанию возникших противоречий», в хаосе этого водоворота «Германия не будет ослаблена до та­кой степени, что не сможет помогать имперскому истеблиш­менту бороться с большевизмом в внешней политике и с ра­дикализмом у себя дома» (142). Итак, Версальский договор по самой своей сути был не чем иным, как превосходно сконст­руированной ловушкой, которая оставляла в неприкосновен­ности правящий класс Германии — хранителя реакции, — не исцелив его от феодальной болезни, в то время как страдания и возмущение низших слоев общества — непосредственной жертвы репарационного кровопускания — поставят столько «радикально настроенного» пушечного мяса, сколько потре­буется оставшимся неприкосновенными юнкерам для восста­новления реакционного антибольшевистского режима.