Гитлер: мировоззрение революционера

Образцовым примером радикального «исторического меньшинства» Гитлер неоднократно называл отколовшуюся от СДПГ леворадикальную Независимую социал-демократическую партию Германии. На его взгляд, НСДПГ отличалась прежде всего тем, что «с первого дня пошла по пути столь радикальных тенденций, что группа приверженцев таких тенденций изначально могла быть очень небольшой». Уже в силу «предельной чрезмерности этих радикальных целей численность нового движения была ограниченна, но вместе с тем возникала вероятность того, что его сторонники будут состоять только из наиболее радикальных элементов, готовых идти на крайности». НСДПГ имела в своих рядах «лучший человеческий материал, безумно увлеченных, жестоких, беспощадных главарей, которые уже в силу чрезвычайно широко поставленной фанатичной цели движения также и сами могли состоять только из самых фанатичных и решительных людей. Эти-то головы впоследствии и сделали возможной революцию»[1982].

Гитлер часто приводил в качестве доказательства эффективности небольшой, радикальной и идеологически ориентированной элитной партии ВКП(б), которой, имея всего 470 тысяч членов, удавалось управлять 138 миллионами человек. «Это отряд, который невозможно раскромсать. В этом и заключается сила и мощь. Если бы у нас было 600 тысяч человек, которые все подчинялись бы этой единой цели, то мы были бы у власти», — заявил Гитлер в своей речи 12 июня 1925 г.[1983]

Это восхищение коммунистами проявляется и в «застольных беседах» Гитлера, например, когда в ноябре 1941 г., вспоминая так называемый «период борьбы» до захвата власти, он сказал: «Коммунисты и мы, это были единственные, у кого даже были женщины, которые не отступали, когда шла стрельба. Это те бравые люди, только с которыми и можно удержать государство»[1984]. В августе 1941 г. он даже заявил, что коммунисты ему, мол, «в тысячу раз симпатичнее», чем, например, реакционный австрофашист князь фон Штаремберг, потому что они представляли из себя «крепкие натуры», которые, если бы они пробыли в России подольше, то вернулись бы совершенно «излеченными»[1985].

По той же самой причине, по которой Гитлер восхищался коммунистами, он вместе с тем также и страшился их. Однако он боялся их так, как страшатся конкурента[1986], который оценивается как опасный и который в борьбе за власть использует те же средства, которые сам считаешь эффективными и, следовательно, опасными. Уже в этом проявляется, почему будет неточным характеризовать Гитлера как «антикоммуниста», не проведя строгого разграничения между мотивом этого антикоммунизма и побудительными причинами буржуазного антикоммунизма[1987]. Те черты коммунистического движения, которые с точки зрения буржуазного либерализма заслуживают особого осуждения и которые в значительной степени мотивируют буржуазный антикоммунизм, приводили Гитлера в наивысший восторг: тоталитарный характер идеологии, неограниченная воля к власти и четко сформулированная целевая установка — не только «фанатично» вести борьбу против всех политических противников, но и в конечном итоге полностью «устранить» их. В годы войны у Гитлера к этому добавилось даже также еще и ярко выраженное восхищение советской системой плановой экономики, которая, по его мнению, превосходила капиталистический экономический строй[1988]. Ну а поскольку антикоммунистические позиции проистекали у значительной части буржуазии именно в связи с радикальным антилиберализмом коммунистов, видимо, едва ли будет соответствующим действительности, что Гитлер «полностью разделял все антикоммунистические эмоции буржуазии послевоенного периода», как полагает Нольте[1989].

Гитлер особенно восхищался тоталитарным характером коммунистической революционной идеологии, которая была направлена на радикальное преобразование всего политического и социального порядка. В речи, произнесенной в середине декабря 1925 г., Гитлер сделал критический разбор буржуазных правых партий, которым он высказал обвинение том, что у них — в отличие от коммунистов — отсутствует мировоззрение: предположим, аргументировал Гитлер, что германские националисты, представители Немецкой национальной народной партии, получили бы всю власть в Германии, «как вы думаете, что изменилось бы? Неужели вы полагаете, что, может быть, через десять месяцев любой, кто приедет в Германию, увидел бы: это более не старая Германия, это новый рейх, новое государство, новый народ?» А вот если бы к власти пришли коммунисты, продолжил он, то через год Германию было бы не узнать.