Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности

На рубеже веков стереотипный образ врага для антисемитов — это бродячий лоточник и торговец женщинами. «Торговцы с рук» пробивались на запад, предлагая галантерейные товары и создавая конкуренцию оседлым коммерсантам, которые больше не могли диктовать цены. Первые демонстрации против лоточников прошли уже в 1870-х годах. В 1910 году, после многолетней борьбы министр торговли от христианских социалистов добился введения запрета на торговлю вразнос в Вене, «в целях защиты честно работающих оседлых венцев, занимающихся торговлей». Газета христианских социалистов «Остеррайхише Фолькс-Прессе» высмеивала «вопли» «еврейской прессы», протестовавшей против этого постановления: «Мы, выходит, должны безучастно наблюдать, как честным коммерсантам наносится ущерб? А может, мы ещё должны предоставить еврейским лоточникам монополию и помочь им уничтожить нашу торговлю?»[1274]. В «Моей борьбе» встречается и это клише: Гитлер объясняет свой поворот к антисемитизму встречей с венским уличным торговцем[1275].

Лозунг «Не покупай у евреев!», который взяли на вооружение антисемиты всех политических направлений, определил судьбу и лоточников, и универмагов. В 1904 году в пангерманском «Ежегоднике для немецких женщин и девушек» опубликовали статью под заголовком «Немецкие женщины! Совершая покупки, избегайте еврейских магазинов!»: «Какой стыд для немецкой семьи, если под сверкающей огнями прагерманской рождественской елью лежат подарки, купленные в еврейских магазинах! Немец, покупающий подарки к Рождеству у евреев, позорит себя и оскверняет свою нацию. Сколько честных немецких ремесленников и торговцев отчаянно борются за существование, сражаясь с бесчестными еврейскими конкурентами! А немецкий собрат зачастую идёт мимо, не обращая на них внимания, прямиком в еврейский магазин, где у него под лицемерное шушуканье хитростью выманивают все денежки»[1276].

Ради контроля над соблюдением бойкота депутаты ландтага Нижней Австрии даже потребовали размещать на рынках прилавки еврейских торговцев в стороне от прилавков продавцов-христиан. Однако из-за протестов еврейской общины торговой палате удалось этому воспрепятствовать[1277].

Другой враг, на рубеже столетий ежедневно поминаемый в газетах, — торговец женщинами; здесь вновь всплывал старый стереотип еврея-обольстителя. Да, криминальные истории подобного рода с участием восточноевропейских евреев действительно имели место. Но, вопреки утверждениям антисемитов, речь шла не о соблазнении «белокурых» христианских девушек, а о торговле бедными еврейками из восточноевропейских местечек, в том числе из Галиции.

Торговцы женщинами работали по одной схеме: хорошо одетый, с виду состоятельный торговец знакомился с бедной многодетной семьей и вступал в брак с совсем ещё юной девушкой по иудейскому обряду. На радость родителям, он отказывался от приданого и увозил «жену» к лучшей жизни. Такое можно было проделывать сколь угодно часто, ведь такой свадебный обряд не имел юридической силы.

Другая схема: обольщение юных женщин, чьи мужья ушли попрошайничать и пропали. Женщины находились в безвыходном положении: оставшись без средств к существованию, они не могли снова выйти замуж, так как не были разведены. Не сумев противостоять соблазнению, «утратив честь», они становились добычей сутенёров. В некоторых многодетных семьях, находившихся в бедственном положении, доходило даже до продажи детей[1278].

Девушки и женщины — как правило, неграмотные, говорившие только по-польски или на идиш — не оказывали сопротивления преступникам, они ведь считали себя связанными узами брака. Так и не поняв, что произошло, они оказывались (чаще всего транзитом через Сербию), в каком-нибудь гамбургском борделе («склад для девушек на экспорт»), или на корабле, направляющемся за океан. В Одессе цена составляла 500–2000 рублей за девушку, в Гамбурге около 1500 марок[1279]. В Буэнос-Айресе девушек продавали с аукциона прямо на пристани владельцам публичных домов за 3000–6000 франков или 150 фунтов. Девушки из Галиции среди проституток были третьей по величине группой (после местных и русских), здесь их называли «аустриакас» — «австрийками»[1280].