Читаем Гюго полностью

Документально правдивы страницы «Отверженных», повествующие об июньском восстании 1832 года. Реалистичны многочисленные зарисовки-очерки, пронизывающие весь роман. Они передают атмосферу времени, детали быта. Тут и роялистские салоны, и республиканские общества, и жизнь парижского «дна», очерк о подземной клоаке, исследование о парижских гаменах, история битвы при Ватерлоо.

Во многом приближаясь к реализму, Гюго, однако, не перестает быть романтиком.

И пусть даже он уступает писателям-реалистам в глубине разоблачения социального зла, в силе анализа, в разносторонности критики действительности, — зато у него, писателя-романтика, есть и преимущества перед реалистами. В его романе сильнее чувствуется высокое героическое начало, громче и определеннее звучит тема революции: бойцы баррикад становятся его героями. В его романе шире расправляет крылья мечта о будущем, и вместе с ней вера в будущее, вера в победу добра и красоты. И, может быть, поэтому он склонен идеализировать человека. Он предпочитает возвеличение человека его принижению.

Солнце все выше, все ярче. Оно заливает комнату в сельской гостинице. Веселые лучи отскакивают сверкающими зайчиками от пустой стеклянной бутылки со следами чернил на стенках и вызывают улыбку на лице человека, который сидит за столом и пишет. Усталое лицо с внимательными глазами, высоким, изрезанным морщинами лбом, с седеющей шапкой волос и белой бородой. Он начал работать над этой книгой совсем молодым человеком. Он кончил ее седобородым стариком. Целая жизнь.

«Дорогой Огюст, сегодня, 30 июля 1861 года, в половине девятого утра при чудесном солнце, которое светило мне в окно, я закончил „Отверженных“, — пишет Гюго своему другу Вакери. — …Я пишу вам это письмо, используя последнюю каплю чернил, которыми была написана эта книга.

А известно ли вам, куда привел меня случай, чтобы ее закончить? На поле битвы Ватерлоо. Вот уже шесть недель, как я укрылся в этих местах. Устроил здесь себе логово в непосредственной близости от льва и написал развязку своей драмы. Именно здесь, на равнине Ватерлоо, и в том самом месяце, когда произошла эта битва, дал я свое сражение. Надеюсь, что я не проиграл его. Пишу вам из деревни Мон-Сен-Жан. Завтра я покину эти места и продолжу свою поездку по Бельгии и даже за ее пределами, если для меня только окажется возможным выехать за эти пределы».

Из Бельгии Гюго едет в Голландию. «Каникулярное» путешествие, как в былые времена. «Даже один Рембрандт заслуживает того, чтобы побывать в этой стране», — пишет он Шарлю 15 августа.

Из Голландии — на Гернсей и снова за работу. Начинаются хлопоты, связанные с изданием романа. На этот раз Гюго заключил договор не с Этцелем, а с другим издателем — Лакруа. От предварительного печатания «Отверженных» в журналах автор отказался. Он не хочет разбивать роман на куски. Лучше сразу издать книгу в нескольких томах, каждый из которых будет законченной частью. По договору автор должен получить за свой роман триста тысяч франков. Первый раз в жизни Гюго получит такую огромную сумму. Лакруа торопит, ждет всей рукописи и предполагает выпустить первый том в феврале 1862 года. Если книга выйдет 13 февраля, то это будет как раз в тридцать первую годовщину выхода «Собора Парижской богоматери» — день в день. «Ничего, — смеется Гюго, — тринадцатое число не повредило первому моему роману».

Уже написан окончательный текст предисловия. В нем коротко определены главные проблемы романа — «три основные проблемы нашего века — принижение мужчины вследствие принадлежности его к классу пролетариата, падение женщины вследствие голода, увядание ребенка вследствие мрака невежества… До тех пор, пока будут царить на земле нужда и невежество, книги, подобные этой, окажутся, быть может, не бесполезными».

Лакруа советует сократить философские и лирические отступления. Гюго отказывается наотрез. «Драма быстрая и легкая будет иметь успех 12 месяцев, драма глубокая будет иметь успех 12 лет», — отвечает он издателю. Эта книга, «соединение истории и драмы», должна стать одной из вершин его творчества, и ей, как и каждой высокой вершине, нужны просторы и воздух.

Первая часть рукописи отослана в декабре издателю в Брюссель, но у автора, по собственным его словам, работы еще сверх головы. «Я работаю над книгой до последней минуты», — пишет он Полю Мерису, своему «альтер-эго», неизменному помощнику в периоды издания его произведений. Над шлифовкой рукописи Гюго трудится по утрам — от семи до одиннадцати. Исправленные страницы тотчас же передаются Жюльетте Друэ и Жюли Шэне для переписки; теперь у Гюго появилась еще одна помощница — младшая сестра Адели Жюли живет с ними в Отвиль-хаузе и ведет хозяйство, так как госпожа Гюго вместе с дочерью по нескольку месяцев в году проводит в Париже. Переписчицы стараются изо всех сил. Ни за какую плату не найдешь таких верных, усердных, преданных помощниц, как Жюльетта и Жюли. После полудня Гюго проверяет копии, сделанные ими вчера. Потом перерыв на обед. А с семи до одиннадцати вечера — работа над корректурами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное