Читаем Гюго полностью

Вторники в Отвиль-хаузе теперь особенные дни. С утра в доме оживление. Готовится большой стол в одной из самых просторных комнат, а летом — на воздухе в саду. Пятнадцать, а то и двадцать детей придут в гости. И каждого из них надо накормить вкусно и сытно, чтоб им еще и еще захотелось прийти в этот дом. Стол накрыт. Гости собрались. Хозяйки хлопочут, и хозяин вместе с ними. Надо помочь самым маленьким справиться с непослушной ложкой. Одного приласкать, с другим перекинуться веселым словцом. Здесь, за большим столом, собрались и гернсейцы, и англичане, и французы, дети местных рыбаков и каменотесов и дети ссыльных. Дети католиков, дети баптистов и лютеран. «Это не милостыня — это братство», — говорит Виктор Гюго и католическим священникам и протестантским министрам, которые иногда просят разрешения заглянуть в Отвиль-хауз в один из вторников.

По вторникам дом звенит детскими голосами, но с другие дни недели здесь тихо и немного грустно. Жена поэта и ее верный рыцарь Огюст Вакери, и Шарль, и его собака Люкс — все они в Париже. Шарль вместе с Полем Мерисом пишет драму по роману «Отверженные», а госпожа Гюго трудится над корректурами, Огюст Вакери помогает ей. Десять лет Адель Гюго камешек за камешком строила свою книгу. И вот первый том выходит в свет.

В июньское утро 1863 года за завтраком в фаянсовой столовой Отвиль-хауза оживление. На столе лежит новенькая, еще не разрезанная книга «Виктор Гюго, рассказанный свидетелем его жизни». Кто будет читать первым? После шутливого спора Франсуа Виктор уступает отцу, герою этого повествования.

Оторвавшись от всех дел, Гюго страницу за страницей пробегает книгу о своей молодости. Голос матери. Юная Адель. Первые битвы и победы. Друзья.

Многих теперь уже нет. Уже несколько лет прошло, как умер брат Абэль. В могилах Нодье, Давид д'Анже, Бальзак; замолк навсегда Беранже. А некоторые из тех, кто остался в живых, дальше от Гюго, чем тени мертвых.

Сент-Бёв. Его бы Гюго рад совсем вычеркнуть из памяти, хоть этот человек и был когда-то его первым другом и славится как крупный критик.

Теофиль Готье. Он давно уже не носит красного жилета, не рвется в битву… И лебедь Ламартин присоединился к воробьям, которые рады бы заклевать гернсейского изгнанника. Им не по пути с теми, кто стремится вперед. Уметь идти вперед. Как это бывает порой трудно!

«Из всех восхождений, ведущих из мрака к свету, самое благородное и самое трудное — родиться роялистом и аристократом и стать демократом». Эти слова Гюго написал еще десять лет назад, подытоживая пройденный путь. Не останавливаться в пути, видеть будущее — это значит сохранять молодость. Молодость. Пора дерзаний. Разве она совсем прошла для него? Его сверстники брюзжат, шамкают, носятся со своими ревматизмами, клонятся к закату, сходят на нет, а он на своей скале чувствует себя, может быть, крепче и свежее, чем в молодости.

Он должен осуществить грандиозный замысел! «Девяносто третий год». Книга о революции. «Писать о девяносто третьем годе — это все равно что приводить в движение горы». Не стар ли он все же для этого? Гюго уже сообщил издателю Лакруа о своих планах. Правда, работу над этой книгой пришлось на время отложить. Вмешался Шекспир. В 1864 году исполняется триста лет со дня рождения этого гения, Гюго-сын заканчивает свой колоссальный труд — перевод Шекспира на французский язык, а Гюго-отец пишет предисловие, но оно разрастается в целую книгу.

И еще один замысел сложился у поэта — издать новую книгу стихов, юношески задорную, полную солнца, смеха, молодого озорства.

Блажен, кто, преданный веселью,Под сенью виноградных лозСвой ревматизм прикрыл фланелью,А в мудрость смех веселый внес.

Он назовет эту книгу «Песни улиц и лесов». Туда войдут некоторые стихи, написанные еще в молодости, но очень много новых. Он не разучился смеяться, видеть красоту, любить жизнь.

Пусть укоризненно косятся сверстники, пусть их покашливают и покряхтывают, он выпустит такой сборник.

Перелистывая книгу о своей молодости, седобородый поэт замышляет планы, которые были ему, пожалуй, не по плечу и в годы романтических битв.

Недавно спокойный Отвиль-хауз в смятении — исчезла Адель-младшая, тихая и печальная мадемуазель Дэдэ. Сначала все думали, что она уехала в Париж к матери, но скоро узнали, что там ее нет. Принялись за розыски и выяснили, что Адель отплыла с Гернсея на корабле, идущем в Канаду. Постепенно открылись и причины этого неожиданного бегства. Адель отправилась в Галифакс вслед за молодым английским офицером Пинсоном. Они познакомились еще на Джерси. Пинсон был как-то в доме Гюго на елке. С тех пор Адель ни на кого другого не хотела смотреть, отвергала все предложения и становилась все грустнее. Но никто не знал о ее любви к Пинсону, не знал о ней и сам молодой офицер.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное