Всё проще, когда он снова и снова воображал себя сидящим на скамейке Берлинского зоопарка рядом с Якобом, который так любил гулять по тамошним аллеям. Иногда, ввиду молчания собеседника, Грасс что-то пытался ему внушить, в чем-то убедить, ободрял его, говоря о значимости начатого братьями и не завершенного ими «Словаря». Но увы: «Мой сосед по скамейке не реагировал. Он сидел, демонстрируя запечатленный в меди Людвигом Эмилем (третьим из братьев Гримм, известным художником. —
Якоб с самого начала против того, чтобы в словарь вносились высказывания «современных», вроде Гейне или Гуцкова, и вообще кого-либо из «Молодой Германии», этого предреволюционного интеллектуального литературного течения. Карл Гуцков был восторженным сторонником Июльской революции 1830 года во Франции. В 1835 году германский бундестаг запретил «младогерманцам» печататься. Вильгельм Гримм и вовсе считал их «бандой». Иначе говоря, образы братьев отнюдь не однозначно «розовые» даже в доброжелательной грассовской интерпретации, они полны противоречий, и автор, высоко ценя обоих, не склонен был их идеализировать. Но они очень важны для него как люди, как ученые и литераторы, в известном смысле как образцы для подражания.
Для братьев написание словаря — не просто увлекательная, захватывающая работа, она еще позволяет сохранить «независимость от любой государственной службы». Но они могут вести себя и как «деловые люди», упрямо выторговывая у издателя более высокое денежное содержание. Грасс признавался, что это как-то не вязалось с его представлениями: «деловой тон не оставляет места для очаровательных выражений и поэтической стихии, которые столь характерны для их писем». Грасс называл это «странным поведением», ведь он представлял себе младшего Гримма, Якоба, как «мягкого, мечтательного» человека, чьи слова «шли от сердца». Такой прагматизм кажется ему удивительным, плохо сочетающимся с его представлениями о братьях.
Но все же главное в их характерах и внутреннем мире — это преданность и верность немецкой литературе и немецкому слову. Братья признаются, что лучшим в их жизни были «труд и старание». Грасс разделял эту точку зрения. Он и сам, уже оставивший позади свой восьмидесятилетний юбилей, говорил о неиссякающей жажде работы, о стремлении продолжать писать.
Каждая буква, на которую начинается какое-то слово, вносимое в словарь, и каждое слово, щедро окруженное литературными цитатами, вызывали у Грасса переклички с современностью и его собственной жизнью. Например, слово «война». Уже упомянутый сотрудник Гриммов Рудольф Хильдебрандт через два года после основания германского рейха восторженно пишет в одном из томов, что «государственное и военное искусство и смелость, наконец», помогли «больному и искривленному древу нации» снова обрести «пространство, свет и воздух». Эти слова более чем смущали Грасса: «Едва ли такое могло бы выйти из-под пера Якоба. Или всё же могло? Неужели братья Гримм так увлеклись бы любовью к отечеству, в которой многократно всех заверяли, что стали бы славить войны, начавшиеся вскоре после основания рейха, которые по воле Бисмарка велись против Дании, Австрии и Франции?»
Грасс признавался: «Я не знаю ответа», — но само слово «война» не оставляло его в покое. Слишком многое связано с этим словом в истории Германии, мира и в его личной судьбе. Он приводит многочисленные словосочетания и фразеологические обороты, раскрывающие значение этого понятия в прошлом и настоящем. Можно натравливать друг на друга людей и страны, чтобы они вступали в войну, ее можно развязать и спровоцировать, как это нередко бывало в истории и современности. Бывают войны религиозные, захватнические и оборонительные и пр. Если не хватает внешних врагов, заменой становятся войны гражданские. Такую войну нетрудно начать, раскалывая общество изнутри и внушая страх перед угрозой, идущей извне, даже если она мнимая. Войны происходили и происходят — в разные времена и в разных точках земного шара. И всегда выискивались люди, находившие им оправдание. Нельзя также забывать, что «маленькая пограничная война может привести к войне мировой». «Война забирает лучших» — и об этом следует помнить. Не остается не процитированным и Клаузевиц с его знаменитой формулой, согласно которой «война — это продолжение политики другими средствами».