ГКЧП: Следствием установлено

Тяжело говорить о случившемся. Горько и больно сознавать ту правду сегодняшнего дня, от которой никому из нас уже не удастся спрятаться. В Москве танки. Уже погибли люди. Погибли в результате действий тех, которых уже нельзя назвать иначе как экстремисты. В городе и в стране крайне опасная обстановка. В Москве и некоторых других районах введено чрезвычайное положение. Смертельная угроза нависла над теми хрупкими ростками демократии, которые с таким трудом выращивались в эти последние тяжелые, но и счастливые годы.

И трудно вдвойне отдавать приказы, прерывающие демократические реформы. Прерывать все, чему служил, во что верил, в чем видел смысл своей политической, гражданской, человеческой жизни. И порою кажется, что все произошедшее за последние дни — это дурной сон.

Проснешься — и нет ни танков, ни баррикад. Нет ни проклятий, ни призывов к кровавой расправе. И нет указов, тобою подписанных, с проходящими через их текст словами «запретить», «ограничить», «временно прекратить». Словами, которые так мучительно режут слух, особенно после пятилетия разрешений, освобождений, допущений и начинаний.

Но это не сон. Это реальность. И нам всем предстоит в ней жить, определяясь, где ты, с кем ты и против кого. <…>

Страна ввергнута в катастрофу. Развал государства, развал экономики, раскол и нравственное падение общества — это факты. Должных мер, адекватных ситуации, не принималось. Думаю, для вас это тоже очевидно. Хотя все понимали, что нужно делать. Я подчеркиваю — все!

Рано или поздно кто-то должен был взять ответственность на себя. И это не логика путча, как это хотят преподать, это суровая необходимость…

Из сделанных в тексте купюр особое внимание следствия привлекли, относящиеся к М.С. Горбачеву. В результате внесенной правки в проекте не осталось ни одного упоминания о президенте или какой-либо ссылки на него. В частности, зачеркнуто следующее:

«Сейчас все страшно возбуждены — не случилось ли чего плохого с Михаилом Сергеевичем. Хочу успокоить — с ним все в порядке»; «Еще раз подчеркиваю, это мой друг!»; «Задачи, стоящие перед страной, надо решить любыми, даже жесткими мерами. Как только эти задачи будут решены, я уступлю штурвал корабля любому, кого сочтет достойным страна. В том числе и, еще раз повторю, своему другу Михаилу Сергеевичу».

Маршал, видимо, уже и сам понял, насколько неуместны в данной ситуации декларации о дружбе и преданности.

В ноябре 1991 года Российская прокуратура прекратила уголовное дело в отношении С. Ф. Ахромеева по факту его участия в деятельности ГКЧП, ввиду отсутствия состава преступления. Следствие пришло к выводу, что, хотя С.Ф. Ахромеев принял участие в работе ГКЧП и выполнил по заданию заговорщиков ряд конкретных действий, однако по содержанию этих действий нельзя судить о том, что умысел Ахромеева был направлен на участие в заговоре с целью захвата власти.

Однако маршал предпочел сам себе быть следователем и судьей. И суд его оказался беспощадным.

А через несколько дней после скромных похорон могила его была осквернена. Какие-то мерзавцы вырыли гроб, сняли с покойного парадный мундир — и пришлось дважды вешавшегося маршала хоронить второй раз…

«Все это — ошибка!»

«Совершил совершенно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению.

Да, это ошибка, а не убеждения. Знаю теперь, что обманулся в людях, которым очень верил. Страшно, если этот всплеск неразумности отразится на судьбах честных, но оказавшихся в очень трудном положении людей.

Единственное оправдание происшедшему могло бы быть в том, что наши люди сплотились бы, чтобы ушла конфронтация. Только так и должно быть.

Милые Вадик, Элинка, Инна, мама, Володя, Гета, Рая, простите меня. Все это ошибка! Жил я честно — всю жизнь.»

Это предсмертная записка Бориса Карловича Пуго. Как правило, перед встречей с вечностью человек не кривит душой. Кроме того, есть и другие основания, чтобы верить в искренность оценки покойным своего участия в заговоре, который он назвал «всплеском неразумности».

Борис Карлович был крайне осмотрительным человеком, поскольку лучше многих знал, к чему может привести неосторожность в мыслях, словах и поступках. Недаром он возглавлял в Латвии такую строгую организацию, как КГБ, а потом был председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС. Хозяйственные и партийные руководители на местах боялись КПК пуще огня.

Пуго назначили министром внутренних дел СССР в 1990 году. «При назначении учитывалась его принадлежность к национальным кадрам, — пишет в мемуарах Крючков. — К тому времени национальные проблемы становились наиболее трудными, сложными, все острее заявляли о себе и прямо касались работы внутренних органов».