Гладиатор

— Я солгал, сказав, что твой отец без страха шел на смерть. На Cena libera он выглядел совершенно подавленным и даже плакал. Поэтому я с самого утра отправился к цирку. Попасть туда мне, однако, не удалось. Меня не пропустили, объяснив, что все места уже заняты. Похоже, что римляне устремились к цирку еще с полуночи. Я не хотел, тем не менее, оставаться в неведении, поскольку не ожидал ничего хорошего. Тогда я присоединился к группе людей, собравшихся под аркадой цирка и делавших ставки на исход поединков. Около полудня я услышал выкрик: «Поединок 16… ретиарий Пугнакс против ретиария Веррита. Победил Пугнакс… Веррит убит». В первое мгновение я словно окаменел. Потом бросился расспрашивать глашатаев и услышал в ответ, что на арене только что действительно умер человек, которому, наверное, хотелось жить ничуть не меньше, чем всем остальным, но что им пора уже оглашать следующее сообщение. Чуть позже у Либитинских ворот, через которые выносят убитых гладиаторов, я увидел его тело. У него были задеты оба бедра, один глаз затек и налился кровью, но смертельной была глубокая зияющая рана в животе.

— Замолчи! — вскрикнула Ребекка, отвернулась и, закрыв лицо руками, прислонилась к цоколю статуи. Она вздрагивала, как от боли.

Вителлий погладил ее волосы.

— Прости! — сказал он. — Я думал, ты хочешь узнать всю правду.

— Правда жестока, — запинаясь, пробормотала Ребекка, — слишком жестока.

Вителлий положил руку на плечо девушки.

— Я хотел бы помочь тебе пережить этот тяжкий удар судьбы. Я не в силах заменить тебе отца, но я хотел бы стать твоим другом… если ты этого хочешь, конечно…

В этот момент разговор их был прерван. Четверо мужчин в одеждах гладиаторов с громкими возгласами прокладывали себе путь через толпу, грубо отталкивая в стороны и мужчин, и женщин.

Один из них выкрикнул, обращаясь к толпе:

— Видел кто-нибудь молодого парня из Бононии по имени Вителлий? Мы разыскиваем его!

Вителлия охватил страх. Что это может означать? Ребекка тоже почувствовала недоброе и схватила юношу за руку. Они переглянулись. На миг у обоих возникла одна и та же мысль: бежать. Тут же, однако, они сообразили, что это только немедленно привлекло бы к ним всеобщее внимание.

— Разыскивается Вителлий из Бононии!

Четверка была все ближе. Перед ними расступались, и сейчас они направлялись прямо к Вителлию. Какое-то мгновение он стоял, словно прирос к земле, а затем посмотрел первому гладиатору в глаза и произнес:

— Вителлий из Бононии — это я.

— Ты Вителлий из Бононии? — переспросил гладиатор и, не дожидаясь ответа, обернулся к своим товарищам: — Эй, парни, мы нашли его!

Остальные гладиаторы, подбежав, окружили Вителлия. Один из них заломил ему правую руку за спину и крикнул:

— Вперед!

— Что вам от меня нужно? — начал было противиться Вителлий. — Я не знаю за собой никакой вины.

В поисках поддержки он бросил умоляющий взгляд на Ребекку, но его тут же потащили куда-то в сторону, и девушка исчезла из поля зрения.

— Вперед, вперед! — продолжали выкрикивать гладиаторы.

— Нет сомнений, — сказала Мессалина, — что народ сейчас больше, чем когда-либо, боготворит своего императора. Строительство нового водопровода, закон, ограничивающий безмерную жадность ростовщиков, изобретение новых букв для нашей письменности — все это привлекло к Клавдию симпатии многих и многих. Наше положение становится все затруднительнее.

Окружавшие Мессалину мужчины, все сплошь ее любовники, молча кивнули. Они стояли вокруг выкованного из серебра ложа императрицы, на котором свободно могли бы поместиться с полдюжины людей, и буквально пожирали женщину глазами. При этом они без всяких видимых усилий сохраняли внешнее спокойствие. Так, словно чем-то само собой разумеющимся было то, что императрица, эта возбуждающая страсть и желание обладать ею женщина, лежит перед ними полуобнаженная, с театральной беспомощностью пощипывая края своей легкой накидки. Предполагалось, что накидка эта должна прикрывать наготу ее жемчужно-розового тела, в действительности же Мессалина получала явное удовольствие, сдвигая накидку так, чтобы демонстрировать попеременно то свою роскошную грудь, то темные волосы на лобке.

Тит Прокул, ближайшее доверенное лицо и начальник почетной стражи императрицы, склонен был во всем полагаться на силу.

— Со времен божественного Августа, — произнес он несколько театральным тоном, — ни один император не умер естественной смертью. Каждому из них помог в этом меч. Точно так же и Клавдий найдет преждевременную кончину.

— Это верно, — заметил Юнкус Вергилиан, один из сенаторов Рима, — но нельзя забывать о том, что ко времени своей смерти Тиберий и Калигула были ненавистны народу.

— А разве так обстоит дело с Клавдием? — проговорил Сульпиций Руфус, хозяин школы гладиаторов. — Клавдия недолюбливали только в начале его правления, а после его военных побед в Британии и после того, как он начал проявлять заботу о нуждах народа, римляне, по большей части, на его стороне. Тот, кто попытается насильственно устранить его, восстановит против себя общественное мнение.