Читаем Гладиатор полностью

Сбросив с себя одежду, рабыни почти силой отвели Вителлия в служившую для раздевания комнату и заставили улечься на покрытое белым полотном ложе. Пока они снимали с него одежду и обувь, Вителлий разглядывал яркую настенную роспись, изображавшую сцену, когда пастух Актеон застал врасплох Диану, купавшуюся со своими нимфами, и разгневанная богиня превратила его в оленя.

Раздетый донага Вителлий вошел в кальдарий, подогреваемый снизу кирпичный пол которого дышал приятным теплом. Из золотой трубки, изогнутой в форме шеи лебедя, в ванну била струя горячей воды, над которой подымалось облако пара. Одна из рабынь приставила к стенке ванны маленькую лестницу, и Вителлий, взойдя по ней, погрузился в воду. Постепенно он начал испытывать удовольствие, позволяя обнаженным рабыням ухаживать за собой, хотя все еще толком не понимал, что же, собственно говоря, с ним происходит.

В ванне Вителлию купаться не приходилось еще ни разу, а потому, когда рабыни подали ему пемзу для оттирания пяток и порошок из тертого рога для чистки зубов, он понятия не имел, что со всем этим делать. Девушки со смехом объяснили ему, как пользоваться этими предметами. После того как купание подошло к концу и на голову Вителлия было вылито несчетное количество ведер воды, его вновь отвели в комнату для раздевания. Там волосы его высушили горячими платками, умастили тело ароматными маслами, а затем одели в белую тунику и новые сандалии. После этого шесть рабынь проводили его через уже погрузившийся в темноту перистиль к покоям госпожи, вход в которые был закрыт тяжелой завесой из красного бархата. Одна из девушек отодвинула завесу. Вителлий вошел, и завеса сомкнулась вновь.

— Подойди ближе, красавец, — сказала Мессалина, лежавшая на монументальном ложе в самом центре комнаты, освещенной красноватым огоньком масляной лампы. — Подойди ближе и не пытайся убежать и на этот раз. Стража предупреждена и не выпустит тебя из дома.

О бегстве Вителлий сейчас даже и не помышлял. Он хорошо понимал, что это было бы бесполезно. Да и толкнувший его на попытку к бегству порыв давно уже улетучился. Вителлий сказал себе, что встреча с супругой императора была, видимо, предназначена ему Фортуной. Он, лудильщик из глухой провинции, стоит у ложа Мессалины! Сама мысль об этом грозила лишить его здравого рассудка.

На Мессалине сейчас не было ничего, кроме алого подобия корсета, который был на ней, когда гладиаторы привели Вителлия. Облокотившись на целую гору подушек, она потягивалась всем своим прекрасным телом, мурлыча словно кошка. Ее темные волосы были уложены в локоны толщиною с палец, казавшиеся звездными лучами, окружавшими голову. Рабыня, занимавшаяся прическами Мессалины, была настоящей мастерицей. Развращенные патрицианки и просто богатые горожанки старались копировать эти прически, считая их чрезвычайно уродливыми, дерзкими и современными.

— Сними с меня обувь! — сказала Мессалина, чтобы заставить все еще стоявшего у входа юношу приблизиться к ложу, и вытянула левую ногу. Вителлий подошел. Чтобы развязать позолоченные ремешки сандалий Мессалины, ему не оставалось ничего иного, кроме как встать на колени рядом с ложем.

— Надеюсь, ты сознаешь, какая тебе оказана честь, — сказала Мессалина возившемуся с ремешками Вителлию. — Один твой тезка — только он лет на двадцать старше тебя — предлагал все свое состояние за разрешение снять с меня обувь. От состояния я отказалась, но сандалию свою ему подарила. — Она расхохоталась. — Он носит ее теперь под тогой в качестве амулета и час от часу даже целует.

Вителлий засмеялся.

— Не веришь? — спросила Мессалина. — Тем не менее это правда. Речь идет о бывшем консуле и правителе Сирии Люции Вителлии. Когда я отказала ему в своей благосклонности, он припал к груди какой-то вольноотпущенницы. Это я как раз вполне могу понять, но вот то, что он пьет ее слюни, смешанные с медом — это будто бы помогает ему против ангины, — я нахожу отвратительным. Но таков уж Рим.

Вителлий с отвращением отвернулся. Мессалина схватила юношу за запястье и сунула его руку между своими сомкнутыми бедрами.

— Не надо считать, что Рим отвратителен. В нем также очень много хорошего. — Мессалина выпрямилась и левой рукой прижала голову Вителлия к своей груди. — Очень много хорошего, — повторила она.

Едва не теряя сознания, Вителлий старался как-то овладеть ситуацией. Охотнее всего он ущипнул бы себя за ухо, чтобы убедиться, что все это не сон. Он чувствовал под своими губами трепещущую грудь, ему хотелось коснуться языком соска, но он не осмеливался сделать это, лишь безвольно повинуясь полным ласки движениям женщины — никем иным в эту минуту Мессалина не была.

Ее осторожной попытке стащить с него через голову тунику Вителлий не противился. Напротив, он и сам ощущал жгучее желание избавиться от одежды. Через минуту он, совершенно обнаженный, лежал возле Мессалины.

— Я хочу тебя, — сказала она, до боли сжимая пальцами его бедра. — Я захотела тебя сразу же, как только увидела. Почему ты убежал?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза