«Всякому человеку предначертано дело, — говорил он, — и всякий получит необходимую силу для выполнения его, когда пробьет его час. Иные из вас пронесут свидетельство перед цезарем: для этих уже уготованы плети и воздвигнут крест; но нет нужды внушать им мужество, потому что само страдание дает им силу претерпеть его, и воистину благословенны эти люди, оказавшиеся достойными мученической славы! Иные пойдут проповедовать Евангелие в дикие, отдаленные страны, и я знаю, что ни усталость, ни нищета, ни опасность — ничто не удалит их от начертанного им пути, как бы ни велики были трудности, какие им встретятся, и как бы ни многочисленны были неведомые враги, с которыми им придется вступить в борьбу. Пусть только они воздержатся от гордыни и самоудовлетворенности, пусть, воздвигая алтарь, не ставят жертву выше душевного расположения, с каким они приносят ее; пусть, созидая церковь, они не обращают внимания на каждый камень здания, забывая о цели, с какой оно строится. Вы же не можете все быть мучениками, апостолами, пророками или епископами, и, тем не менее, каждый, даже самый смиренный из здесь присутствующих — и женщина, и дитя, и раб, и варвар, — есть воин и служитель креста! У каждого есть свой долг, который надо исполнить, свое место, которое надо охранить, свой враг, которого надо преодолеть. Не слишком многое спрашивается с вас; это даже слишком мало сравнительно с тем, что вами получено, но это немногое надо отдать всецело и от всего сердца. Кто-нибудь из вас пренебрег выполнением своего долга? Пусть, выйдя отсюда, он возвратится домой и исполнит его. Есть ли у кого-либо враг? Пусть он примирится с ним. Погрешил кто-нибудь перед братом своим? Пусть загладит свою вину. Получил кто-либо оскорбление? Пусть простит его. Точно так же, как вы положили в могилу тленную оболочку отлетевшей души, — отложите всякую земную слабость, всякое не святое желание и всякий злой помысел. Вы должны вырвать и далеко отбросить от себя самые прочные и дорогие для вас привязанности, которые становятся между вами и вашим долгом, хотя бы ради этого нужно было оторвать их прямо от сердца. И затем с постоянными усилиями и непрестанной молитвой, двигаясь шаг за шагом вперед и понемногу овладевая местом, быть может иногда проходя там, где тропа неверна и холм крут, лишь бы только попасть на свою дорогу и завоевать больше места, чем вы потеряли, вы придете наконец туда, где нет ни борьбы, ни поражений, где Тот, кому вы поклоняетесь, уже уготовил место и вам — туда, где любившие и верившие будут вечно блаженны!»
Окончив речь, он протянул свои руки и испросил небесное благословение на слушателей.
— Я здесь в безопасности, — прошептала Мариамна бретонцу, указав ему на черную фигуру с длинными седыми волосами, развеваемыми ветром, в которой он тотчас же узнал Калхаса.
Минуту спустя она была в объятиях старика, который поднял глаза к небу и от всей души благодарил Бога за ее освобождение.
— Твой отец и я, — сказал он, — с ужасной тоской искали тебя, и в это самое мгновение он сзывает кое-кого из своих соотечественников, чтобы взять набегом дом трибуна и отнять тебя у него силой. Мариамна, ты не знаешь, до чего тебя любит отец! И я дрожал за твое спасение, но я верил… я верил в божественную благость, которая никогда не дает в обиду невинного. А меж тем я нашел помощь у своих собратьев, и они все вместе, даже самые бедные среди них, собрали довольно значительную сумму денег, чтобы заставить претора вмешаться в это дело против Плацида. Я остался с ними, только чтобы помолиться за их покойницу. Но теперь, когда ты спасена, ты вместе со мной вернешься в дом отца, и один из этих людей, на которого я могу положиться, пойдет предупредить его в то место, где должны собраться его друзья, а Эска, твой спаситель во второй раз, которого я считаю за сына, проводит нас до нашего жилища, хотя нам и не нужна чья-нибудь защита, так как друзья твоего отца, испытанные бойцы, притом же вооруженные, присоединятся к нам, прежде чем мы выйдем из этого пустынного места на улицы.
Это было сильное искушение для бретонца, но недавно слышанные им слова проникли в его сердце. И ему очень хотелось разделить удел этих степенных людей. И ему также, думал он, предначертано дело, которое надо выполнить, отложив в сторону личное счастье. Вовремя предупредив императора, он, быть может, мог бы спасти его жизнь, и его горячее желание проводить Мариамну только придавало большую силу его убеждению, что долг его покинуть ее теперь, когда она находится в сравнительной безопасности, и бежать на выполнение своей спасительной миссии. Калхас разделял то же мнение, и, хотя Мариамна хранила молчание и даже удерживала его взглядом от опасности, он мужественно устоял против ее влияния, и, прежде чем еврейка попала в объятия отца, новый христианин уже был на половине пути между Эсквилином и дворцом цезаря.
Глава XV
ВОСКРЕСШИЙ