Гладиаторы

Многочисленны были оргии, в которых участвовал трибун, после того как сделался их первым устроителем, и, конечно, он не избежал тех наказаний, которыми сама природа карает людей даже самого крепкого сложения, когда те упорно нарушают ее законы постоянными пиршествами и излишествами. Но никогда после своих долгих пиршеств с императором ему не приходилось испытывать такого полного душевного и телесного расслабления, какое он чувствовал, пробудившись от мертвого сна, последовавшего за выпитым в честь Валерии кубком. По мере того как он приходил в сознание, он чувствовал мучительное головокружение; бархатные подушки его ложа колебались и кружились в его глазах, не давая ему возможности точно определить, где он находится и как сюда попал. Поднявшись затем с большими усилиями, причем в его мозг как бы перекатился ком свинца, он почувствовал, что в каждой вене его кровь лихорадочно кипела, что его руки были бессильны и казались опухшими, рот пересох, губы сделались жестокими и голова страшно болела. Этот последний симптом был ему знаком и несколько успокоил его. Он вскочил на ноги, не ожидая, что столь резкое движение причинит боль всему его телу, затем, схватив со стола бокал, наполнил его до краев фалернским, и, преодолевая тошноту, какую вызывал один запах вина, осушил его до дна. Как он и ожидал, вино произвело моментальное действие — теперь он уже мог твердо стоять. Он положил руку на лоб и огромным усилием воли постарался связать в своем уме и осмыслить обстоятельства, причинившие ему такие ужасные страдания и такое умопомрачение. Постепенно, как будто перебирая одно за другим звенья цепи, он мысленно воспроизвел все, что делал днем, и, начав издалека, с самого полдня, достиг того, что недавнее прошлое становилось, так сказать, все осязательнее для его ума. Испытывая легкую дрожь от удовольствия и торжества, он вспомнил о посещении Валерии и о том, как его рука обвивала ее стройный стан на этом самом ложе. Где она была теперь? Блуждающим взором он поглядел кругом, почти рассчитывая найти ее в зале. В эту минуту глаза его остановились на подносе, где стояли два кубка, один из которых был выпит только наполовину.

Сказать, что у Плацида была совесть, значило бы придавать иной смысл словам. Этот руководитель, никогда особенно не докучавший ему с тех пор, как он сделался мужчиной, был до такой степени подавлен и заглушен, что стал просто лишь отрицательным качеством. Однако в настоящем ненормальном положении он почувствовал, как дрожь ужаса пробежала по его телу, когда он вспомнил о своем посещении Петозириса и о том яде, посредством которого он решил обеспечить молчание своего раба. Но прежде чем прошла эта дрожь, его уму внезапно представилась масса всевозможных соображений об ужасной тайне, известной Эске, о заговоре, который теперь во что бы то ни стало нужно было выполнить, об отчаянном предприятии, время которого приближалось с часу на час и которое необходимо было совершить сегодня вечером. На одну минуту он как бы застыл, увидев глубину бездны, на краю которой стоял. Но, как это всегда было с трибуном в затруднительных обстоятельствах, к нему возвратилась вся энергия, необходимая для борьбы с ними.

— Ну, по крайней мере, — прошептал он, опираясь рукою на стол, чтобы удержаться, — кубок почти пуст, и, вероятно, яд произвел свое действие. Сначала нужно удостовериться в трупе, а затем всегда будет время найти Валерию.

Если бы его телесные страдания были менее мучительны, он засмеялся бы злобным, сдержанным хохотом при мысли, как ловко обошел он женщину, которую любил. Теперь же его смех заменился гримасой, более выражавшей страдание, чем веселость. И, не попадая зубом на зуб, вздрагивая всем телом от конвульсий, нетвердым, неуверенным шагом трибун направился во двор, чтобы удостовериться собственными глазами, что мощное тело того, кто внушал ему такой страх, уже окоченело в объятиях смерти.

Первым чувством его был бы необычайно сильный страх, если бы только, гнев не подавил совершенно этого чувства, когда он увидел, что цепь и шейная колодка раба валяются на плитах. Очевидно, Эска убежал, и, что всего важнее, убежал, держа в своих руках жизнь своего недавнего господина. Но Плацид был одарен живым и продуктивным умом в измышлении внезапных комбинаций. Ему тотчас же пришла в голову мысль, что он был одурачен Валерией и что она убежала вместе с рабом.