Гладиаторы

Бетилену Бассу, сенатору, казалось, что он идет домой, однако на самом деле не он шел, а его несли — его собственные ноги несли его. Лишенные хозяйского присмотра, ноги сенатора прошли Аргилет, Сабуру, улицу Шорников, еще несколько улиц, не имеющих названия, и когда Бетилен Басс пришел в себя, то он обнаружил, что оказался весьма далеко от дома: под ним стелилась пожухлая трава, то там, то здесь виднелись деревья, какие-то кустарники; кое-где были разбиты клумбы. Места показались знакомыми сенатору, и через мгновение он понял, что очутился в садах Мецената — излюбленном месте отдыха римлян. Однако на этот раз кругом не было видно ни души — сад пустовал, вероятно, из-за сырой, пасмурной погоды. Тело сенатора склонялось к земле, и он в изнеможении опустился на колени, горестно взмолившись:

— О великие римские боги! За что вы так жестоки ко мне? Разве я не поклонялся вам? Разве я не жертвовал на храмы? Чем же вызвал я вашу злобу?.. О Юпитер, Янус и вы, вещие Парки, сжальтесь надо мной, избавьте меня от моих страданий…

Кругом все молчало; лишь опавшая листва, подымаемая порывами ветра, шелестела что-то свое. Начал накрапывать мелкий дождик.

Бегилен Басс приник головой к земле. Казалось, последние силы оставили его.

— Боги услышали тебя, римлянин! — раздался вдруг чей-то твердый голос.

Сенатор в недоумении оглянулся — рядом с ним стоял его провожатый — соглядатай, тот самый, который ему и Цериалу был дан Каллистом.

Сарт следовал за сенатором по пятам от самого форума, стараясь оставаться незамеченным: египтянин хотел переговорить с Бетиленом Бассом, но совершенно не собирался делать это на улице, в толпе равнодушных прохожих и любопытных ушей. Сарт, правда, думал, что разговор их состоится в доме сенатора, но Бетилен Басс забрел в сад — тоже подходящее место для беседы.

Египтянин увидел, что сенатор заметил его, и продолжал:

— Да, боги услышали тебя и показывают тебе единственный путь, ведущий к избавлению от твоих мучений. Средство тут одно — ты должен будешь избавить от мучений других, ты должен будешь убить Калигулу. Тебя свербит грязь предательства, и только кровь тирана может смыть ее. Публия Сульпиция уже не спасти — его сегодня казнят, так пусть же убийца сенатора будет принесен в жертву на его могиле!

Бетилен Басс, все еще стесненный неожиданностью, удивленно спросил:

— Как?.. Разве ты не слуга Калигулы?.. Кто же ты тогда?..

— Я слуга самому себе и его смертельный враг, — ответил Сарт. — И я не один — этот злодей своими зверствами нажил себе немало врагов даже в стенах собственного дворца. И вот теперь мы — те, кому надоело терпеть его издевательства и целовать его вонючие ноги, — решили убить его. Ты можешь помочь нам разделаться с этим злодеем, который погубил твоего друга и растоптал твое достоинство.

Поднявшись с колен, сенатор глухо сказал:

— Нет, я сам растоптал его, дрожа от страха за свою жизнь. Я судорожно цеплялся за нее, я совершенно позабыл… нет, не позабыл, я никогда и не задумывался о том, что есть смерть для жизни. А ведь жизнь — лишь отсрочка смерти, смерть неизбежна. И лишь от меня зависит, будет ли эта отсрочка мучением, или нет… Мое тело, хотевшее лишь жрать да развратничать, соблазнило меня — оно посулило мне жизнь, которая оказалась обманом. Я сам обманул себя, я сам внушил себе, что смогу жить и после предательства. Не Калигула унизил меня — я сам унизил себя, но он погубил моего друга, и я отомщу ему… Скажи же, что мне делать?

Выслушав исповедь сенатора, Сарт рассказал ему план Каллиста. Бетилену Бассу предстояло пронести под тогой в императорские покои кинжал (который при обыске «не найдут» рабы — тут уж постараться обещал Каллист) и на приеме во дворце убить Калигулу.

При этом ему должны будут помочь Аниций Цериал и один преторианец — с ними Сарт обещал переговорить и об их согласии сообщить дополнительно.

После того, как Бетилен Басс поклялся сделать все, что от него потребуется, египтянин направился к дому Аниция Цериала.

* * *

Пережитые волнения не отразились на аппетите сенатора. Аниций Цериал, вернувшись домой, плотно пообедал и лег отдыхать. Когда ему доложили, что его вызывает какой-то человек, называющий себя слугой императора, он недовольно поморщился. «Опять Калигула придумал какую-то гадость», — мелькнуло в голове у Аниция Цериала, и славный римлянин поспешил в атрий.

Увидев Сарта, Аннций Цериал несколько растерялся, но не подал виду. Деланно-равнодушным голосом он сказал:

— А, это ты, дружок… Наверное, императору понравилась моя исполнительность и он решил поручить мне еще какое-нибудь дельце вроде сегодняшнего?..

— Не совсем так, почтенный сенатор, однако то, что я хочу тебе сообщить, не менее важно, чем приказ императора. Поэтому проведи-ка ты меня в какое-нибудь укромное местечко, где бы мы смогли поговорить по душам, без посторонних, даже если эти посторонние — твои преданные рабы.

Аниций Цериал кивнул и молча повел египтянина в свой кабинет, на ходу пытаясь сообразить, что же еще может быть нужно от него этому прохвосту Каллиста.