Гладиаторы

— Ты думаешь, что в легионе будешь избавлен от его злодейств, от выполнения его безумных приказов?.. А хоть бы и так, но тогда скажи, какой же ты защитник отечества, раз бежал от врага? Ведь Калигула — враг Рима, он впился в самое сердце твоей Родины — в достоинство ее граждан… — Сарт на миг замолчал, словно какая-то новая мысль пришла ему в голову, и тут же опять продолжал: — Вот ты, Марк, наверное, думаешь сейчас: «Какой-то египтянин, бывший раб, напоминает мне, уроженцу Лациума, о римском гражданстве, чтобы я помог ему отомстить…» Конечно, два года назад Калигула приказал убить меня не потому, что ему никак не удавалось растоптать мое достоинство римского гражданина, недавнего раба, а потому, что ему захотелось уничтожить того, кто знал, как умер Тиберий. И вот ко мне, израненному легионерами, смерть подошла настолько близко, что жизнь стала измеряться мною не сестерциями (они, как оказалось, не нужны умирающему), а тем, что можно было донести до самого последнего проблеска мысли, то есть не тем, что нужно телу, а тем, что нужно душе… Кто-то назовет это чувством выполненного долга, кто-то — доброй памятью, достоинством, порядочностью… какая разница?.. Так я узнал цену собственной жизни — оказалось, она не бесценна, потому что конечна. Так я узнал, что жизнь значит столько, сколько в ней достоинства, и только достоинство в ощущении своем способно уничтожить страх смерти, а значит, и самую смерть, ведь то, чем смерть является нам, есть страх… И вот тогда я решил, что должен убить Калигулу. Ради этого я служу во дворце, ради этого я гну перед ним спину, ради этого я льщу и лицемерю. Хитрая змея Каллист задумал убить своего господина, который стал опасен даже для него, как взбесившийся кобель. Я и двое сенаторов также вошли в число заговорщиков. Покушение состоится через два дня в императорском дворце, и нам потребуется твоя помощь.

Марк нахмурился.

— Да, я ненавижу злодейства Калигулы, но он выручил меня: освободил меня от клятвы гладиатора, дал мне оружие преторианца, наградил деньгами, за которые я выкупил тебя… То, что есть в Калигуле хорошего, было обращено ко мне, так как же я могу убить его? Чем же я буду лучше его, если убью его — того, кто помог мне? Я могу убить убийцу, но не хочу сам становиться убийцей.

Сарт с досадой выслушал Марка и с горечью сказал:

— Калигула так же добр к тебе, как добр рыболов, угощающий какого-нибудь глупого карася червяком, надетым на крючок… Разве это тебя Калигула освободил и одарил?.. Нет, он одарил твою силу и освободил тебя от клятвы гладиатора только потому, что захотел связать тебя клятвой преторианца. Но наши тела не вечны — стоит тебе получить серьезную рану (от которой да хранят тебе боги!), и ты больше не будешь нужен ему… Впрочем, для того, чтобы показаться императору ничтожнее былинки, тебе совершенно не нужно терять силу: Калигула безумен и непредсказуем, если вдруг ему захочется узнать, какого цвета твоя кровь, то он, не задумываясь о твоей преданности, пошлет тебя обратно на арену…

Египтянин говорил, а Марк, потупив голову, молчал. В конце концов Сарт решил, что в необходимости того дела, которое он предлагал юноше, нельзя было убедить, хотя можно было убедиться.

— Я вижу, нам придется обходиться без тебя, — сухо сказал он.

Холодно попрощавшись, друзья расстались, недовольные друг другом. Задумчивый Марк повернул в казарму, а Сарт отправился во дворец, в свою каморку при зверинце.

Глава тринадцатая. Пир

Утром следующего дня Сарт доложил Каллисту о результатах своих хлопот: согласии сенаторов участвовать в заговоре и об отказе Марка Орбелия. Выслушав египтянина, влиятельный вольноотпущенник сказал:

— Ну что же, как и следовало ожидать, твой верный товарищ не пожелал рисковать своим здоровьем ради вашей трепетной дружбы. Позаботься о том, чтобы он, по крайней мере, не проболтался… Делать нечего, придется, видно, мне просить помощь у своих старых приятелей. Может, они любят мои сестерции… Так что наведайся-ка завтра с этим вот мешком к преторианцам Квинту Сентицию и Виписку Фламинию — ты на поверку убедишься, что такие скромные подарки вместе с благоразумной боязливостью огорчить дарителя способны связать людей надежнее, чем самая крепкая дружба.

С этими словами Каллист подал Сарту мешок с сестерциями. Египтянин взял его, взвесил на руке (в мешке доставало тяжести) и спросил:

— Не лучше ли сообщить этим славным римлянам твое предложение сегодня? Если они все-таки откажутся, то мы сможем за завтрашний день подыскать кого-нибудь еще — ведь прием у Калигулы наших сенаторов назначен уже на послезавтра.