Гладиатрикс

Первый месяц пребывания у Телемаха тянулся для Лисандры медленно-медленно. Кошмары продолжали изводить ее по ночам, но жрец всегда был тут как тут, готовый разбудить ее и вырвать из ранящих когтей прошлого. Поначалу она неизменно приходила в ужас от мужского присутствия в темноте, но потом, когда привычка взяла свое и Лисандра даже спросонья перестала воспринимать его как угрозу, на смену ужасу пришла благодарность, хотя девушка никогда не заговаривала об этом, ибо чувствовала, что тем самым смутит их обоих.

Между тем оказалось, что Телемах не зря называл себя весьма опытным лекарем. Его мази и целебные настойки быстро возвращали Лисандре телесное здоровье, так что скоро она уже могла ходить без посторонней подмоги. Более того, искусное лечение уберегло ее лицо от сколько-нибудь видимых шрамов. Не в обычае спартанцев было лелеять физическую красоту, но в глубине души Лисандра побаивалась, что останется навек обезображенной кулаками подельников Нестасена. Как все-таки хорошо, что хоть этого не случилось!

— Не хочешь мне сегодня помочь?

Лисандра оторвалась от Фукидида и увидела жреца, как раз входившего в комнату.

— Я почти завершила «Историю Пелопоннесской войны». Заметь, я не стала ничего подправлять, хотя на самом деле Фукидид пишет очень предвзято.

— Я совсем о другом. — Телемах подсел к ней на скамью. — Я говорю о храмовой службе.

Лисандра положила стиль так осторожно, словно опасалась сломать его.

— В каком качестве, Телемах? — спросила она. — Я ведь больше не жрица.

— С какой стати?

— Меня познали мужчины. — Лисандра трудно сглотнула. — А это запрещено.

— В Спарте — возможно, — отмахнулся Телемах. — Здесь же, я полагаю, тебе полезно будет оказать другим помощь в общении с нашей богиней. Истина состоит в том, что ни одному союзу смертных, женскому или мужскому, негоже изгонять жреца либо жрицу. Поступать так было бы слишком самонадеянно. Пусть Афина сама присматривает за людьми, посвятившими ей жизнь!

Сердце Лисандры учащенно забилось. Она понимала, что в полной мере уже не сможет вернуться к жреческой жизни, и тем не менее… Помочь в храмовой службе, услышать в святой тишине обращенный к ней голос богини!..

Она-то думала, что все это навсегда заказано ей.

— Почту за великую честь.

— Отлично. Я знал, что ты не откажешь мне, и заранее приготовил подарок по этому случаю.

Он протянул ей небольшой сверток.

— Ой!

Лисандра почувствовала, что краснеет, что было не вполне в рамках приличий, но жрец поистине застиг ее врасплох. Она бережно развернула полотняную упаковку и вытащила новенький, с иголочки хитон, длинный, ярко-красного цвета.

— Ну как, угадал я с оттенком? — улыбаясь, спросил Телемах. — Мне довелось встретить на рынке одного малого, который клялся, будто жил в Спарте. Он уверял меня, что ваш союз носит одежды именно такого цвета.

— Воистину так! — Лисандра попросту сияла восторгом. — Он подобран так, чтобы враги Спарты вовек не увидели, какого цвета наша кровь!

— Полагаю, кровожадные враги здесь вряд ли появятся, но я доволен, что тебе нравится.

— Еще как, Телемах! Такой роскошный подарок!

— Не такой уж роскошный, но если ты рада, то и я рад. — Жрец поднялся на ноги. — Что ж, переодевайся и приходи в храм. В кои-то веки посижу в сторонке и посмотрю, как служат другие!

* * *

Телемах был вполне удовлетворен тем, как шли дела у Лисандры. Дружеская забота и помощь все-таки помогли ей справиться с пережитым горем. Она по-прежнему часто рассказывала ему об Эйрианвен, но вместо былого надрыва ее голос звенел светлой печалью. Нестасена она предпочитала не упоминать вовсе, но Телемаху было известно, что жестокий нубиец еще посещал ее сновидения. Время от времени жрец спрашивал воинов, приписанных к городской страже, как обстояло с поимкой беглого наставника гладиаторов, но те лишь разводили руками. Не желая расстраивать Лисандру, Телемах не говорил ей об этом, но то, что она дала согласие провести службу, явно свидетельствовало о добрых и значительных сдвигах. Видно, не все россказни о стоицизме спартанцев были пустой болтовней.

Стоя у входа в храм, он приветствовал верных Афины, собиравшихся на церемонию. Может, кому и показалось несколько странным, что Телемах отступил от привычного распорядка, но вслух никто ничего не сказал. Вскоре помещение наполнилось, и жрец закрыл двери. Для собравшихся это был знак, что никто больше не войдет сюда с улицы, нарушая торжественность обряда.

В воздухе витал густой запах благовоний.

«Если спартанцы в самом деле исповедуют благородную простоту, значит, Лисандра не умеет обращаться с курильницами. А впрочем, все к лучшему. Пусть народ как следует удивится», — сказал себе Телемах.