Гладиатрикс

Лисандра улыбнулась и тотчас простила гостье даже то, что та назвала ее на римский лад. Обычно она оскорблялась, когда ее именовали гречанкой, а не эллинкой.

— Ну, тогда… Тогда почему бы и нет?

Чувствуя на себе взгляд силурийки, девушка пригубила напиток, после чего обнаружила, что не может посмотреть Эйрианвен в глаза.

— Не обращай внимания на Сорину, — проговорила та негромко. — Она на всех бросается, когда под хмельком. Я пришла за нее извиниться, Лисандра. Ты, наверно, считаешь нас варварами, но у нас тоже есть свои правила…

Она возвела глаза к потолку и даже пыталась помочь себе жестами в поисках нужного слова.

— Приличия, — подсказала Лисандра.

— Да! — Эйрианвен щелкнула пальцами. — Приличия, вот. Сорина нагрубила тебе, но что взять с пьяной! Утром она проснется и сама пожалеет о сказанном.

Лисандра передала ей сосуд.

— In vino veritas, Эйрианвен. Истина в вине. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Не любит она меня, а за что?

— Она всех греков и всех римлян не любит… Ой, не так. Сорина не любит все то, что олицетворяют греки и римляне. Цивилизацию, законы, прямые дороги и рассуждения философов. Все это — надругательства над нашей Матерью-Землей. Это неестественно. Грешно идти против установлений богини.

— Но я действительно жрица Афины, — заметила Лисандра.

Она выговорила это с необычайной для нее мягкостью, сама удивляясь, почему ее не выводили из себя рассуждения Эйрианвен о божественной природе вещей.

— А-ти… А-фи-на, — примерилась Эйрианвен к незнакомому слову. — Как это по-гречески!

Она рассмеялась, смешок получился несколько хмельным.

— Вам, цивилизованным людям, хочется все разложить по полочкам. Эта Ат… Аф… как ее там, в общем, она есть просто один из ликов Великой матери. Как Юнона, Венера… ну и все остальные.

Она называла богинь по римскому обыкновению, но Лисандра понимала, что у силурийки просто случая не было узнать их правильные имена.

— Не та сегодня ночь, чтобы рассуждать о богах, — подумав, проговорила она.

Взгляды Эйрианвен на сей счет были не только в корне неверны, но и порядком возмутительны. Однако затевать спор Лисандре совсем не хотелось. Она опустила глаза и невольно присмотрелась к ножкам силурийки. Это в самом деле были не ноги, а именно ножки, очень маленькие, куда меньше, чем у нее самой, и такие изысканно красивые, прямо точеные.

Лисандра невольно сглотнула.

— Лучше нам поговорить об испытаниях завтрашнего дня.

Эйрианвен поерзала на ложе, чуть придвинулась, а потом наклонилась к спартанке. Их лица оказались совсем близко одно от другого.

— Боишься? — вполголоса спросила она.

— Спартанцы ничего не боятся. — Формула, затверженная еще в детстве, вновь слетела с языка Лисандры.

Она невольно подняла глаза, встретилась взглядом с Эйрианвен и поняла, что уже не может не смотреть на нее.

А та спросила:

— Тогда почему ты дрожишь?

— Я не…

Губы Эйрианвен не дали ей договорить. Поцелуй был удивительно нежным, и Лисандра отозвалась на ласку. Потом Эйрианвен обняла ее. Дрожь, колотившая эллинку, немедленно стихла, сменившись теплом, подобного которому она никогда прежде не знала. Она почувствовала, как уплывает ее воля, как она перестает сопротивляться накатывающему блаженству. Губы Эйрианвен порхали по ее телу, продвигались сверху вниз, восхитительно исследовали шею Лисандры. Девушка ожила и затрепетала.

Где-то глубоко внутри еще звучал голос, требовавший, чтобы Лисандра положила этому конец, пока дело не зашло слишком далеко. Ну да, конечно, ей было известно, что сестры по храму нередко практиковали сапфическую любовь, полагая, что она не является нарушением обета целомудрия. В гладиаторской школе пожалуй что все женщины избавлялись от плотского напряжения именно таким образом. Но она, Лисандра, до сих пор еще ни разу не уступала велениям естества. Предаться похоти для нее означало слабость, а значит, было недопустимо.

Думала-то она так, но почему-то лишь закинула руки за голову, пока Эйрианвен нежно освобождала ее от туники. Девушка осталась нагой и внезапно застеснялась своего обнаженного тела. Этого с ней тоже никогда прежде не случалось. Она даже попыталась прикрыть грудь, но Эйрианвен мягко отвела ее руку. Глядя спартанке в глаза, силурийка коснулась ее плеч и повела пальцы все ниже. Губы Лисандры разомкнулись, ее соски почти болезненно напряглись.

— Как же ты прекрасна, Лисандра.

Сердце эллинки стукнуло невпопад. Она робко потянулась вперед, чтобы притронуться к Эйрианвен. Та наклонилась и нашла губами груди спартанки. Лисандра запрокинула голову и позволила себе раствориться в этой упоительной ласке. Ее тело жило, трепетало и пело. Она услышала собственный всхлип наслаждения. Влажные губы Эйрианвен накрыли ее сосок, и язык силурийки начал играть с ним.