Гладиатрикс

— Ну… — Девушка опустила глаза и пальцем ноги стала колупать мостовую. — Тут мне велели зваться Венерой. Но по-настоящему меня зовут Дорис.

— Странное имя.

— Оно греческое. Меня назвали по матери, — ответила она, словно оправдываясь.

— Красивое имя, — соврал молодой галл. — А меня зовут Катувольк.

— Ну что ж, Катувольк, — улыбнулась она и протянула ему руку. — В самом деле, пошли поедим? Я знаю несколько местечек неподалеку.

Ее маленькая рука утонула в его просторной ладони, и ему это понравилось.

* * *

Выходя вместе с правителем из триклиния, Лисандра старательно игнорировала косые взгляды и тихие двусмысленные напутствия. Понятно, для всех существовала лишь одна причина, по которой она вместе с Фронтином уходила прочь от гостей. Все это было до крайности унизительно, однако Лисандра была так напряжена, что для ярости у нее уже не оставалось сил.

— Какая же скука эти приемы, — идя к своим покоям, пожаловался Фронтин.

Его голос порождал легкое эхо, отражаясь от мраморных стен.

— Я должен извиниться за Валериана. Он, вообще-то, славный юноша, но выпивка действует на него скверно.

— Это не имеет значения, правитель, — сказала Лисандра. — Мне не привыкать к оскорблениям. Я слишком часто слышу их от зрителей.

— Да, верно, — кивнул он, вводя ее в небольшую приемную.

Здесь стояли три удобных ложа и стол, покрытый роскошной алой скатертью. В углу, возле маленького окна, виднелись письменный стол и стул.

— Здесь я работаю, — сказал прокуратор.

— Прекрасная комната, — пробубнила Лисандра и замолчала, не зная, как быть дальше.

Фронтин пересек приемную и опустился на ложе.

Лисандра осталась стоять возле двери, пытаясь сообразить, как вести себя.

«Может, мне следует просто скинуть одежду и постараться как можно скорее покончить с грязным и отвратительным делом?»

Она подумала об этом и вдруг поняла, что выбраться из дурацких нарядов ей будет не так-то легко.

— Что ты там стоишь?

Фронтин улыбнулся, взял кратер и сам налил вина ей и себе.

— Сядь, прошу тебя. — Он указал на соседнее ложе.

Лисандра испытала мгновенное облегчение.

«Стало быть, все произойдет еще не сейчас. Вот была бы стыдобища, начни я раздеваться раньше времени!»

— А теперь скажи мне, как, по-твоему, ретиарий в чем-то превосходит мирмиллона? — велел Фронтин, когда она села. — Меня просто завораживают их поединки! Здесь сталкиваются противоположности, каждая из которых дает воину или воительнице свои преимущества, а с ними и недостатки. Кое-кто может сказать, что доспехи слишком уж надежно ограждают мирмиллона от трезубца и сети ретиария, но предугадать исход поединка оказывается не так-то легко.

— Меня не обучали пользоваться сетью, — подумав, ответила Лисандра. — Догадываюсь, что это дело требует немалого мастерства. Я вообще склонна думать, что ловкость и умение всегда превзойдут грубую силу. Однако все зависит от конкретного бойца. Среди гладиаторских стилей нет ни одного, который был бы непобедим сам по себе. Все дело в самом бойце, в его способности так или иначе применить на арене навыки, привитые в луде.

Фронтин продолжал расспрашивать девушку о ее отношении к играм, о различных бойцах и о том, кто, по ее мнению, чего стоил. По ходу дела их разговор, как и прежде, в триклинии, обратился к вопросам стратегии и военного дела вообще. В отличие от Валериана, Фронтин не пытался любой ценой навязать свою точку зрения. К своему удивлению, Лисандра обнаружила в нем умного и тонкого собеседника, разбиравшегося в предмете разговора порой даже лучше ее. Ну еще бы — с его-то опытом полководца! Спартанка поняла это и взялась за расспросы, жадно заполняя пробелы в своих теоретических познаниях.

Часы пролетали незаметно. Они спорили о битве при Киноскефалах, умозрительно сталкивали классические легион и фалангу, рассуждали о галльском походе Цезаря, о войнах Мария и тому подобных материях. Фронтин несколько раз заправлял лампу, в которой иссякало масло. Они попивали вино, но хмеля не было и в помине. Двое увлеченных людей рассуждали о предмете, который любили и знали.

В итоге Фронтин начал почти нравиться Лисандре. Он был остроумен и умен, а его познания в военном деле оказались поистине необозримыми. При этом прославленный полководец время от времени соглашался с некоторыми ее доводами, и она чувствовала законную гордость.

Близилось утро. Лисандра порядком устала. Показывать это было бы вопиющей невоспитанностью, и она продолжала беседу, подстраиваясь под прокуратора, явно привыкшего к ночным бдениям. Но ее силы были не беспредельны, и девушка не сумела подавить зевка. В этот момент они обсуждали тактику спартанцев в проигранной ими битве при Левктрах. Фронтин умолк буквально на полуслове.

— Прости меня, — сказал он тут же. — Смотри-ка, до чего незаметно минула ночь!

Лисандра сглотнула. Ее сердце вновь тревожно заколотилось.

— Да, правитель.

Разговор раскрепостил и некоторым образом обезоружил бывшую жрицу, но теперь, кажется, наступала пора заново готовиться к самому мерзкому.

«Ну что ж, по крайней мере, все обставлено не так гадостно, как я ожидала».