Гладиатрикс

— Пожалуйста, не сердись на меня, Эйрианвен. Меня же никто не спрашивал, чего я хочу. Повторяю — между нами ничего такого не произошло. Мы просто сидели и разговаривали.

Наступила тишина, нарушаемая лишь падением капель влаги с потолка да отдаленным ревом пламени в печах, подогревавших воду для бассейна. Лисандра подумала, что настало самое подходящее время высказать правду.

Она плотнее притянула к себе Эйрианвен и шепнула:

— Я люблю тебя.

Та повернула голову, и Лисандру потрясло увиденное. Веки британки опухли и покраснели от слез.

Девушка принялась гладить мокрые щеки подруги.

— Что случилось? — целуя ее, шептала она. — Что с тобой? Что у тебя на душе?

— Любовь… — просто ответила та, повернулась и крепко обняла спартанку.

Так они и сидели некоторое время, наслаждаясь близостью друг друга, утешением и теплом.

— А все-таки, что случилось? — опять спросила Лисандра.

Она принимала близко к сердцу боль Эйрианвен. Ей самой хотелось разреветься, но усилием воли она отогнала слезы.

«Плакать недостойно! — с неодобрением напомнила она себе. — Хотя я только что и призналась в любви, но моих жизненных принципов это не изменило».

Эйрианвен первой отняла руки, слегка отодвинулась и заглянула ей в глаза.

— Я тоже люблю тебя, Лисандра, — проговорила она, отчего сердце спартанки так и взмыло. — Только эта любовь приносит мне немалую боль.

— Каким образом? Почему?

Слова Эйрианвен вихрем закружили Лисандру, но она вновь сделала усилие и взяла себя в руки. Сейчас, как никогда, требовалась холодная ясность ума.

— Сорина… — сглотнула Эйрианвен. — Она ненавидит тебя! Ей поперек души то, что нас тянет друг к дружке. Она… — В глазах британки снова задрожали слезы. — Она вышвырнула меня из общины.

По мнению Лисандры, это было скорее благо. Она даже допускала, что Эйрианвен наконец поймет и оценит, как это здорово — быть цивилизованной женщиной, если сумеет вырваться из-под влияния свирепой старой суки. Одного жаль — подруга слишком болезненно переживала разрыв с прошлым.

— Может, Сорина еще передумает, — заметила Лисандра.

Она хотела утешить британку, но та покачала головой и сказала:

— Этому не бывать. Потому что я оспорила ее право так со мной поступать.

— Да уж, скверные новости. Боюсь, никто из ваших приятельниц не отдаст голоса за нашу любовь.

Это последнее слово так приятно было произносить, ощущать на губах. Однако Эйрианвен ответила резковатым смешком.

— Голоса? — переспросила она. — Лисандра, не о голосовании речь! Я буду драться с ней за тебя. Насмерть…

Спартанка отшатнулась.

— Этого нельзя допустить! — вырвалось у нее. — Конечно, мы с ней совсем не испытываем взаимного восторга, но тебе-то она, как я понимаю, подруга! Предводительница твоей общины!..

— Когда-то была, а теперь — нет. Все идет к тому, что одна из нас должна умереть. Либо она останется предводительницей, либо я займу ее место. Третьего не дано. Но главная беда в том, что при обоих раскладах я проиграю. Если погибну… ну, что тут говорить. Но даже если я ее убью, то что от этого буду иметь? Нашим женщинам придется подчиниться мне, но я все равно навсегда останусь изгоем — из-за нашей с тобой любви.

Лисандра взяла руки Эйрианвен в свои.

— Бессмыслица какая-то, — сказала она. — Слушай, если все из-за меня, так мне этот груз и нести!

Она вправду многое отдала бы, чтобы встать против ненавистной амазонки с мечом в руке. И в первую голову — из-за боли, которую та причинила Эйрианвен.

Однако британка лишь покачала головой.

— Ты не из наших, — проговорила она. — Но даже будь ты членом общины, вызов Сорине бросила все-таки я. Я и буду с ней драться.

— Не могу я этого понять, — пожаловалась спартанка. — Так поступать принято у… — Она еле успела прикусить язык и не сказала «у варваров». — Да, у племен, воюющих с Римом. Я воспитана по-другому, но вот в чем уверена, Эйрианвен. Вожди все одинаковы, к какому бы народу они ни принадлежали. Ты одержишь победу, и ваши женщины согласятся признать твою власть. Ты же сама так сказала, Эйрианвен! Сорину иссушила ненависть, ее повадки далеко не всем по душе.

Силурийка наморщила чистый лоб, обдумывая эти слова, и Лисандра едва удержалась от немедленного поцелуя, который неминуемо свел бы на нет все ее ораторское искусство.

— Неужели имеет значение, что мои предки были спартанцами, а твои — благородными жителями Британии? — продолжала она. — Какое зло можно усмотреть в том, что нас соединила любовь? Особенно в таком месте, как это?.. Ну не пойму я, с какой стати Сорине не по душе наше счастье?

— Да с такой, что мы с тобой все-таки разные, — прошептала Эйрианвен. — Если подумать как следует, то станет ясно, что нам с тобой не на что надеяться. Наши шансы выбраться отсюда живыми становятся все меньше с каждым поединком. Но даже если мы обе и сумеем завоевать себе свободу, дальше-то что? Хороша парочка! Две женщины, дикарка да бывшая жрица… Где мы сможем найти себе место, чтобы нам на головы тотчас не посыпалась тысяча бед?..