Глас Византии: Византийское церковное пение как неотъемлемая часть православного предания

ГЛАС ВИЗАНТИИ Византийское церковное пение как неотъемлемая часть православного предания (сборник статей)

Издательский дом «Святая Гора», Москва, 2006

По вопросам приобретения обращаться: Издательский Дом «Святая Гора», 107082, Москва, а/я 93.

Адрес в Интернете: info@agionoros.ru

Тел.: (495) 540–11 40

Факс: (495) 246–69–39

Все права защищены. Запрещается полное или частичное воспроизведение настоящего издания (текста, элементов оформления, макета) каким бы то ни было способом (графическим, электронным, механическим) без письменного разрешения издателей.

Фотий Кондоглу [1] СВЯЩЕННЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ И ПЕСНОПЕНИЯ

Православные церковные искусства — это искусства богословские. И произведения, которые ими рождаются, отображают собой слово Божие.

Эти искусства выражают таинственную сущность нашей религии и обращены к нашим чувствам. Гимнография и музыка — к слуху, архитектура, иконопись и другие искусства, создающие церковную утварь, облачения и т. д. обращаются к зрению. Третье чувство — обоняние — возвышает и освящает каждение фимиама. Четвертое и пятое чувства, именно вкус и осязание, как более материальные, остаются за дверями этого духовного пира.

Два наиболее благородных чувства — зрение и слух. Главным образом они питаются духовными изображениями и песнопениями и ими же освящаются. Итак, произведения церковных искусств, как было сказано выше, отображают в себе слово Божие. То, что видит и слышит в храме молящийся человек, вызывает в его уме и сердце таинственные религиозные образы. Всё видимое в храме имеет такую форму, которая возносит человека в таинственный мир духовной радости и блаженства: само здание храма, святые иконы, иконостас, сень, литийница, священный потир, лампады, паникадила, амвон, иерейские облачения, переплёты богослужебных книг, купель, архиерейское место и даже стасидии — своей смиренной аскетической формой.

То же происходит и со звуками, которые человек слышит в храме: песнопения, где соединены воедино слово и музыка, молитвы умилительно произносимые, возгласы и священная проповедь. Однако проповедь не должна иметь мирской характер, не должна быть пустым, отталкивающим людей красноречием, «набожным пустословием», по словам одного архиерея. Она, насколько возможно, должна приближаться к литургически гармоничному слову, потому что только в этом случае она будет уместна и не будет нарушать гармонии песнопений и службы в целом. Все слова, написанные святыми отцами, литургически гармоничны, поэтому святоотеческая проповедь — прекрасное дополнение литургии, чего нельзя сказать о большинстве произносимых сегодня с амвона речей, которые разрушают гармонию службы, обрывая и охлаждая духовное пламенение, умилительное состояние, вызываемое в людях священными изображениями и песнопениями. Ведь большинство произносимых современными проповедниками слов есть не что иное, как самое прозаичное, скучное и бессмысленное бормотание, «благочестивое (а может, и нечестивое) пустословие».

Церковные искусства по своей природе богослужебные, литургические, духовные, возвышающие, а не мирские, то есть не материальные, чувственные и тщеславные, цель которых — услаждение чувств. Древние греки говорили: «Искусство есть наслаждение», поэтому их религия была просто «красивой ложью». По–настоящему духовный элемент был чужд древнему миру.

Все православные церковные искусства (то есть искусства Единой Святой Соборной Апостольской, не подверженной изменениям Церкви) выражают одни и те же духовные истины — различными средствами каждое. Так, например, произведения иконописи выражают таинственными образами и цветом абсолютно те же духовные понятия, которые выражает таинственными гласами музыка или священным слогом богослужебные тексты.

Всё это есть только в Православной Церкви. У протестантов церковных искусств просто не существует, а в папской церкви они искажены, и из церковных превратились в светские и мирские. Протестантизм захотел упразднить чувства, уничтожив то, что к чувствам обращено, но тем самым он обнажил религию, лишив её литургического покрова богослужения и обряда, превратив её в некую неопределённую и бездушную вещь, в какой-то мутный теизм. В то время как Православие сохранило в обряде то, что получило от древней Церкви, которая стремилась не к упразднению чувств (поскольку мы живём в материальном мире и имеем тело, это бессмысленно[2]), но к их освящению посредством церковных искусств, что делает сами чувства органами общения верующего человека с Царствием Божиим. Через церковные искусства мы ощущаем это Царство, «яко в зерцале».