Глас Византии: Византийское церковное пение как неотъемлемая часть православного предания

Папская церковь допустила искажение церковных искусств (и обряда в целом, превратив его в некое театральное представление), принеся их в жертву своим мирским интересам. Похоже, что Церковь, имея авторитет в среде своих сторонников и приверженцев, на самом деле руководствуется настроениями собственной паствы, которая навязывает ей свои искажённые представления об обряде. В этом состоит причина тех извращений, которые претерпели церковные искусства на Западе. Начался этот процесс шестьсот–семьсот лет назад и достиг апогея в эпоху итальянского Возрождения, охватив весь остальной Запад. Мирской дух с его свободной импровизацией подменил дух богослужебный и литургический. Искусства в папской римо–католической церкви постепенно лишились своего литургического характера, превратившись в светские, то есть материальные. На Западе нет больше иконописи — есть только живопись (то есть искусство, воспроизводящее определённый сюжет, как, например, так называемая историческая живопись). Нет псалмопения, но есть музыка — творение мирских композиторов. Если, как было сказано выше, церковные искусства призваны к тому, чтобы отражать в себе слово Божие, вызывать в душах верующих умиление, а не плотское услаждение и желание, то можно представить, что за умиление испытывает человек, молящийся перед иконами, на которых изображён плотской образ. Например, мадонны, написанные с продажных натурщиц, лицемерных женщин, любовниц развращённых живописцев, писавших свои работы под песни и истерические крики бродячих комедиантов. Если это молитва, то молитвой можно назвать и то, что совершают перед своими идолами, сделанными в виде голых черных женщин, дикие африканские племена, пляшущие, словно бесноватые, под звуки тамтама. «Рожденное от плоти плоть есть, и рожденное от Духа дух есть».

Итак, только в Православной Церкви даже до сегодняшнего дня существуют церковные искусства, ведущие духовное созидание «во освящение чувств». Но это непонятно ни большинству наших клириков, ни богословам, задача которых в том, чтобы довести до сознания всех православных людей эту мысль, подспудно живущую в их сердцах, как священный залог, сохранившийся до настоящего времени благодаря православной традиции, но постепенно исчезающий под ударами глупых демагогических слов полуобразованных проповедников, вопящих с амвона о необходимости церковного «обновления». Получается, обновление состоит в том, чтобы украсить себя взятыми с Запада фальшивыми бусами, сбросив с себя украшенное настоящими алмазами и жемчугом драгоценное ожерелье иконописи и таинственной музыки.

Запад — это место утилитарного духа, поэтому там так развита наука. Но для веры глупо ждать света с той стороны, где солнце заходит. Солнце встаёт на Востоке, и духовное Солнце, Господь наш Иисус Христос, «соделав Себя примером для нас», пришёл с Востока, то есть оттуда, где мы с вами живём. Через святой убрус, подаренный Авгарю-царю, через песнопения, которые во время Тайной Вечери Господь воспел вместе с учениками, Он преподал нам образ церковных искусств. Будем же хранить неискажёнными эти безупречные первообразы.

Фотий Кондоглу ВИЗАНТИЙСКАЯ ЖИВОПИСЬ И ЕЁ ПОДЛИННАЯ ЦЕННОСТЬ

Интересующийся византийским искусством может найти достаточно книг по этой теме, однако написаны они почти все иностранцами. Большая их часть вышла из-под пера археологов и искусствоведов, людей, безусловно, достойных и образованных, однако говорящих на языке науки. Это значит, что к произведениям византийского искусства они подходят с теми же мерками, что и ко всем остальным — изучают их внешнюю сторону холодно, по–научному, видя в них лишь музейные экспонаты. Их восторги и восхищение — это, по большей части, реакция на внешние достоинства произведения, а не оценка духовного богатства, «сокрытого» в нём, по слову апостола Павла. А именно оно и есть самое ценное в этом таинственном искусстве. Также существуют учёные, которые подходят к византийскому искусству с «эстетической» стороны. Но они, как мне кажется, находятся ещё дальше от истины…

Первый вопрос, который мне, возможно, зададут: «Почему в этом искусстве нет “естественности”?» Естественности нет потому, что оно не преследует цель выразить только естественное, но и то, что выше естества. Искусство, которое стремится изобразить только то, что мы видим нашими плотскими очами, называется изобразительным, потому что показывает человека, историческое событие или явление природы практически так же, как если бы мы видели это своими собственными глазами. Всё это художник воспроизводит с помощью своего собственного воображения. У византийского искусства иная цель. Оно стремится возвысить нас от чувственного к умосозерцаемому, от видимого телесными очами к тому, что видит тот, кто имеет духовные очи, от преходящего к вечному. Это возвышение называется восхождением.