– Assez, Valdemar! Хватит на нее дышать опием. Она непривычна к этому занятию. Чего доброго – сойдет с ума или умрет. Будьте осторожны: вы и так дали ей слишком большую порцию с инжиром… Она давно готова. Отдайте ее мне. Я весь вечер жду этого момента, когда смогу ласкать эти спелые груди. У нее бархатная кожа. Порода сразу видна – вкусная штучка. Это и есть мой сегодняшний приз. Вы обещали мне его в самом начале.
– Ладно, забирай ее, моя ненасытная Мессалина. Я присоединюсь чуть позже.
Глаше развязали руки и ноги, и словно на крыльях она перенеслась на широкую кровать. Мари, обжигая горячим дыханием, сумбурно путая французские и русские слова, принялась истово ласкать распаленную желанием, Глафиру.
– Как ты, хороша моя русская госпожа. Я влюбилась в тебя с первого взгляда.
– Вы, тоже мне пришлись по вкусу. Скажите, отчего у вас там… нет волос? – туманно глядя на Мари, спросила Глаша.
– Я открою позже тебе все секреты, – прошептала Мари, все больше возбуждаясь от поцелуев. – Позволь, я буду ласкать тебя, моя прелесть.
– Да, да! – ответила Глаша, но тут же, капризно надула губы и выгнулась спиной, – вы ласкаете меня так же, как моя Танюша, а я хочу сильнее, хочу, чтобы в меня вошел настоящий… пенис.
– Глупенькая, будет тебе и настоящий. Разные будут к твоим услугам. Не лишай меня удовольствия вкусить твою сладость, твой аромат.
Глаша, поддавшись на уговоры, полностью и с наслаждением отдалась в руки белокурой блудницы. Мари истово ласкала ее тело, входя в потаенное лоно упругим языком и пальцами. Глаша сладострастно извивалась и кричала: волны экстаза необыкновенной силы сотрясали тело, сводя его приятными судорогами. Руки, распластанные по ширине кровати, хватали льняные простыни, пытаясь порвать плотную ткань. Ноги налились силой и вытянулись в длину так, что стали походить на березовые стволы. Стволы покрылись тонкими белыми ветками, молодые зеленые листья проклюнулись сквозь плотные почки. «Странно – из меня выросли ветки… Видимо, я стала деревом…» – рассеянно думала Глаша.
Мари показалось мало: она взяла из шкафа дилдо с ремешками и ловко прицепила к себе. Плотоядно улыбаясь, она продемонстрировала всей компании огромный деревянный фаллос и, покачав им перед носом удивленной Глаши, не медля, вогнала его в розовое нутро, распахнутых перед ней ног. Глаша изогнулась от сладких ощущений и стала двигаться навстречу: наконец она получила почти то, о чем мечтала. Мари с остервенением толкала дилдо в жадный, скользкий колодец. Спустя несколько минут, сильный оргазм снова потряс тело, сводя в гримасу красивое лицо. Мари тоже кончила и упала на грудь истерзанной Глафиры.
Глаша не чувствовала боли: казалось, она была готова к новым подвигам.
Она снова поплыла, покачиваясь на волнах. Только теперь вокруг ее ложа простиралось безбрежное море. Солнце светило в глаза, слышались крики чаек над водой. Легкий, морской ветерок нежно овевал лицо и голый живот. «Боже, как хорошо!» – подумала Глаша. – «А где же Мари»? Она скосила глаза и увидела, что Мари сидит на одной из ее длинных березовых ног и смотрит распахнутыми немигающими глазами. «Какие, красивые глаза… Я никогда не видела такой голубизны… Они, как это море», – грезила она. Вдруг, Мари встрепенулась и, погрозив крючковатым пальцем, вся как-то нахохлилась, кутаясь в длинные, белые кудри. Палец превратился в желтоватый птичий коготь, волосы в перья, чувственный рот стал красным клювом. Минута – и Мари, обернувшись огромной белой птицей, грузно оторвавшись от березового бревна, и широко раскинув тяжелые белые крылья, перевитые кудрявыми перьями, полетела в сторону туманного берега. Ее протяжный, и какой-то экзотический крик слился с криками толстых чаек.
Глаша лежала на воде, убаюканная слабыми волнами и думала о том, что, пожалуй, надо немного поспать, подставив лицо ярким солнечным лучам, но тут на горизонте показалась маленькая точка, по мере приближения точка превратилась в белый стремительный парусник, на борту которого стоял Владимир. Сверкая улыбкой, под приветственные крики встречающих, он бодро сбежал по деревянному трапу, перекинутому с парусника на берег.
Необыкновенно длинные руки кузена, вытянувшиеся на целую версту, схватили Глашу и вынули ее из соленой морской колыбели. Она почувствовала знакомые сильные объятия и задохнулась от счастья. Он долго нес ее куда-то, до тех пор, пока не принес на какой-то деревянный помост.
На этом деревянном помосте он принялся ласкать и целовать ее так, как она давно хотела: распахнутые сильные ноги, которые перестали быть березовыми стволами, а вновь стали человеческими, парили, словно в невесомости. Сильный упругий фаллос входил до такой глубины, что казалось, протыкает ее насквозь. Она не чувствовала боли – одно огромное наслаждение, доводящее до экстаза, до слез благодарности, до громких рыданий, до молитвы – заполоняло все ее естество. Никогда она не чувствовала себя такой счастливой, как в эти минуты.