Глаша

Она огляделась: все участники злополучной оргии спали, где попало. На одной из широких лавок лежали Лушка и Маруся. Запрокинув лохматые головы, и некрасиво разверзнув сонные рты, они выглядели настолько неприглядно, что мало чем отличались от ужасных фантомов из ночного кошмара. Полные руки Лукерьи свисали как плети, по двум сторонам лавки, к ладоням прилип мусор и серый пепел. Несвежая простынь прикрывала круглый живот; лобок, едва припорошенный редкими, белесыми волосами, казался отвратительным и жалким. Не краше была и Маруся… Катя спала в красном кресле, уткнувшись лицом в подлокотник, растрепанные волосы обнажали цепочку позвонков на выгнутой спине и темную полоску меж двух похудевших ягодиц. Игнат расположился на другой лавке, шерстяное одеяло, натянутое на голову, горбилось шершавым комом, из-под него торчали его волосатые, худые ноги с желтоватыми пластинами нестриженых ногтей.

Широкая кровать приютила еще двух персонажей: с одной стороны почивала обнаженная Мари; длинные светлые локоны беспорядочно разметались по подушке. В утреннем свете ее бледное тело смотрелось худым и опавшим. Помятое, спящее лицо походило на лицо покойницы. Что-то птичье проступало в чертах белокурой француженки. Заострившийся белый нос и крупные, словно растянутые постоянным развратом сизые губы, создавали это странное сходство.

Ближе к изголовью, на боку, скрючившись словно морская креветка, лежал обнаженный мужчина… Глаша не сразу узнала в нем знакомые черты. На минуту показалось – это совсем чужой, незнакомый, не близкий ей человек. Тело мужчины выглядело уныло: мертвящая бледность покрывала руки и ноги, плечи опали и странно сузились. Жалкий и сморщенный, похожий на безжизненный шнурок голубоватого оттенка, его детородный орган трусливо притулился в кудрявых зарослях сжатого паха. Конечно, это был Вольдемар! Ее ненаглядный кузен, ее жестокосердный любовник спал, окутанный наркотическим, ночным дурманом. Куда подевались дворянский лоск, сила, бравада и атлетическая красота знаменитого сердцееда? Гнусный порок, жажда похоти превратили это прекрасное тело в измученный призрак былого величия. По крайней мере, в это утро все выглядело именно так. «Господи, как они все омерзительны! Все они этой ночью трогали меня», – с отвращением подумала она и ее снова вырвало.

Пошатываясь, с трудом передвигая негнущиеся ноги, Глаша собирала разбросанную одежду. Слезы вновь подступили к горлу при виде разорванного белья и нижних юбок. Барежевое платье, с оторванным рукавом и сломанными крючками валялось под лавкой. Глаша кое-как натянула на себя разорванные вещи. Клок, к счастью, оказался не тронутым. Она подошла к выходу, рука толкнула почерневшую металлическую ручку – на удивление тяжелая дубовая дверь распахнулась почти без скрипа. «Кто-то из полуночников предусмотрительно открыл железный замок. Слава Богу, я могу уйти из этого Вертепа. Мне нужно срочно разыскать Татьяну», – думала Глаша, спускаясь по лестнице. Ей показалось, что Мари проснулась и проводила спешащую девушку мутным и рассеянным взглядом.

Входная дверь была закрыта, но ключ торчал в замочной скважине. Дрожащими от волнения руками, Глаша повернула тугой замок – дверь распахнулась, в сени прорвался свежий, холодный воздух. Изо рта пошел пар, обдало утренней, осенней сыростью. Но ей были не страшны, ни холодный воздух, ни пробирающий до костей, моросящий туман. Тело горело нервным огнем. Наконец-то она на свободе! Резкие порывы ветра вихрили редкие опавшие листья, большая часть пожелтевшей листвы плотным влажным ковром покрывала холодную землю. Примороженные круги узорчатого инея, образовавшиеся за ночь, запорошили этот огромный ковер. Вода в пруду окрасилась свинцовым цветом, ветер гнал зыбкую рябь, кидая к берегу мелкие волны. Откатываясь от гладких речных камней, они оставляли темные влажные круги на жестком, похожем на спекшуюся корку, желтоватом песке.

Глаша поспешила к усадьбе. Зубы стучали от напряжения. Несколько раз по дороге приходилось нагибаться над голыми кустами – ее немилосердно мутило. Подбежав к дому, она, на всякий случай, заглянула в свою комнату – комната была пуста. Глаша бросилась к девичьей, заглянула на кухню – Тани нигде не было. На кухне, напевая под нос тихую песню, широко расставив полные ноги, в пестрой цветастой юбке сидела Маланья и чистила медный таз.

– Малаша, ты не видела Таню? – тяжело дыша, спросила Глаша.

– Батюшки святы, вы чай, бежали от кого?

– Нет, Малаша, не бежала. Приболела я немного, – ответила Глафира, с трудом ворочая шершавым языком, и натягивая на глаза капор от плаща. Она старалась не поворачивать лицо к свету, чтобы Малаша не увидела следов прошедшей ночи. – Я Таню ищу… где она?

– Да, где же ей быть, рыжей каланче? Здесь, поди, где-нибудь околачивается, – шутливо ответила горничная. – Я не видала ее сегодня. Можа, спит ешо?