Глаша

Казалось, что любовный угар длится необыкновенно долго. На самом наивысшем пике этого райского блаженства, на самой крайней точке произошел чудовищной силы взрыв – будто гигантская пушка взорвалась в своем чреве, не выпущенным вовремя чугунным ядром. Свернулось пространство, остановилось время… Глаша летела в темный колодец, в котором отсутствовали какие-либо признаки жизни. Бездонный колодец обволакивал тело тягучим, холодным воздухом. Звуки и запахи тоже исчезли голова, обернутая в жесткий обруч, не могла понять, осмыслить происходящего. «Я умираю», – эта мысль пришла из глубин, засыпающего вечным сном, сознания. И тут же новый пушечный взрыв повернул время в обратный отчет.

Проснувшись, она ощутила сначала тупую, потом все более нарастающую боль. Она открыла глаза: безобразное, огромное и волосатое чудовище, склонившись над истерзанным телом, упрямо буравило болезненную и распухшую сердцевину, лежащую между широко распахнутых ног. Каждый толчок этого монстра вызывал в ней все более сильные страдания. Чертами лица монстр сильно напоминал Владимира, но это был не он… Чудовище, которое склонилось над ней, было чудовищем, рожденным совсем в ином мире – то было исчадие ада… Из клыкастой пасти фантома капала слюна, нос походил на свиное рыло, глаза налились кровью. Он гулко, со стуком шаркал об пол волосатыми, козлиными ногами – концы ног венчали раздвоенные копыта. Она зажмуривала глаза, встряхивала головой, и монстр пропадал, колышась в зыбком красном мареве, его место снова занимал Вольдемар. Но лицо ненаглядного кузена было настолько искажено безумием, настолько некрасиво и не похоже на самого себя, что монстр упрямо лез на его место. Мало лез, он стал отчего-то сильно расти, шириться, возноситься головой до деревянного потолка. Вернулись четкие звуки: крики, похотливые стоны. В нос ударил запах разврата. Возле ног почувствовалось назойливое шевеление: несколько позеленевших, подернутых трупными пятнами женских голов с развевающимися на ветру темными, как болотная тина волосами, лезли на нее, откуда-то снизу, из-под деревянного помоста, на котором она лежала и не могла сдвинуться с места – словно пришпиленная между ног длинным колом. Покрытые желтизной, длинные кривые руки мяли ей груди, жабьи рты, разрывающие трещинами круглые, обезображенные лица тянули холодные губы к ее пересохшему горлу. Женские головы злобно кусали и снова впивались холодными мертвящими поцелуями в истерзанную плоть. Их поцелуи походили на укусы ядовитых змей или пиявок. Они визжали и толкали друг дружку, пытаясь плотнее притиснуться к предмету вожделения.

Монстр, упрямо буравивший истерзанное лоно, вдруг содрогнулся от сильного оргазма и опал на нее, придавив всей тяжестью. Полежав немного, он приподнял голову: вместо красноватых глаз на нее смотрели пустые, мертвые глазницы. Она закричала от ужаса, но звук не шел из горла. Пустые глаза, вперившие мертвый взгляд, на этот раз полыхнули зеленоватым огнем, руки, покрытые черным волосом, превратились в искореженные ветки старого дерева. И тут же все пространство заполнилось непроходимым лесом: толстые, темные стволы сосен и дубов выросли на исполинскую высоту.

Кроны вековых деревьев терялись в темном небе. Но самого неба не было видно: одна зияющая чернота густилась на верхушках этих лесных гигантов. Потянуло запахом лесного болота, послышалось назойливое кваканье лягушек и гулкое буханье ночной совы.

«Я стала женой лешего… Это он входил в меня железным, горячим стволом. А эти женские головы – это лесные и болотные кикиморы… Какая страшная судьба», – подумала Глаша. Она хотела прочитать молитву, но не смогла связать и двух слов: обрывки фраз не складывались в предложения, губы слиплись, словно запаянные сосновой смолой.

В ответ на ее мысли гигантский леший захохотал так, что гром прокатился по ночному лесу, яркие молнии раскололи густой воздух. Он подрос еще немного, и его голова, упершись в сводчатый, деревянный потолок, с треском проломила его – палки и острые щепки как горох посыпались на чуть живую, Глашу. Кикиморы, копошащиеся в ногах, захлопали в скользкие жабьи ладошки, захихикали и одобрительно затукали. Дыра, проломленная в деревянном потолке, оказалась такой огромной, что Глаша увидела живое, темное небо, покрытое мерцающими звездами. Небо потекло живительной прохладой на испуганную девушку, устремляя яркие звезды в единый поток, этот поток ударил в нее фейерверком ослепительных вспышек. Потом все погасло.

Она открыла глаза: леший исчез, кикиморы уползли в топкое болото.

Деревья не пропали: она все также лежала в темном, холодном лесу. Вокруг витал запах болотной тины, зеленого мха, прелых осенних листьев и острый, смолянистый запах лесной хвои. Где-то вдалеке все так же бухала сова.