Читаем Гласность и свобода полностью

Просто за двадцать лет десятки тысяч политически активных людей прошли через лагеря и психушки (а многие все еще там находились), были высланы или сами уехали в Израиль, США, страны Западной Европы, но все те, кто на них стучал, был свидетелем обвинения в судах или был сломлен до или после ареста — все эти люди по-прежнему жили в своих квартирах, занимались своим делом и сохраняли свои добровольные или вынужденные связи. И теперь опять стали очень общественно активны. Разбираться в том, кто есть кто, никаких сил не было, к тому же мы относились к ним с жалостью и даже сочувствием — человек сам не знает, в чем и когда он окажется слаб, но это не обязательно значит, что он навсегда остается таким же. Но так или иначе в эти год или полтора, до тех пор пока общественные движения не стали поистине массовыми, а все еще оставались маргинальными, восстанавливающимися или создающимися КГБ заново (кому как больше нравится) демократическое движение в России выглядело очень странно и, пожалуй, непривлекательно, хотя там были и вполне замечательные, молодые и средних лет, люди.

Активными организаторами нового демократического движения были структуры ЦК ВЛКСМ — его бюро молодежных организаций, сотрудником которого был, к примеру, Андрей Исаев внезапно из вполне официозных комсомольцев ставший анархистом и разгуливавший по площади Пушкина под черным знаменем с черепом и костями, потом столь же внезапно ставший активным лидером якобы независимых профсоюзов (но всегда поддерживавший — несмотря на свою независимость — Шмакова), а теперь, как известно, один из руководителей «Единой России». Еще более важным деятелем комитета молодежных организаций при ЦК ВЛКСМ был нынешний вице-премьер Рогозин (руководитель международного отдела). Тогда он наряду с Баркашовым и Веденкиным любил фотографироваться в фашисткой форме, которую они называли национально русской. Гораздо более приличным, хотя тоже очень разным оказался дискуссионный клуб, созданный комитетом комсомола в ЦЭМИ (экономико-математическом институте) АН СССР, где вскоре образовалось осторожное и, конечно, поднадзорное движение «Демократическая перестройка».

Впрочем, более сообразительные комсомольские вожди в это же время брали беспроцентные кредиты в государственных банках, но даже их, как правило, не возвращали (один из них шесть раз подряд) или возвращали, когда курс рубля снижался раз в десять, становились сперва очень богатыми людьми, а после путча, с помощью Гайдара и Чубайса, — своими, доверенными миллиардерами. Это было надежнее для комсомольской номенклатуры, чем даже блистательная, но недолгая карьера их коллеги из Свердловска — государственного секретаря Генадия Бурбулиса. Как в годы расцвета советской власти из комсомольской верхушки отбирали в КГБ, так теперь в демократы и миллиардеры. Собственно говоря комсомольцами были почти все молодые люди в Советском Союзе. Но одни были пробивными, вполне беспринципными (поскольку ни в какие коммунистические идеи даже молодые люди не верили), прокладывавшими себе дорогу вверх сперва в комсомоле, а потом, где удастся или где покажут, и другие, для кого комсомол в 14 лет был бытовой необходимостью хоть как-то учиться, хоть где-то работать.

Но хочется вернуться к людям и делам более близким, к журналу «Гласность». Группа «Доверие», с которой так долго боролся КГБ и куда входила Ася Лащивер — не только сотрудник «Бюллетеня «В» и «Гласности», но главное — наш близкий друг, закончила свое существование в казалось бы гораздо более легкие времена, — с появлением Леры Новодворской.

Лера имела некоторое отношение к диссидентскому движению. Поскольку она и Оля Иоффе была в списке двухсот человек, составленным Петром Якиром после ареста и покаяния, за ними и еще парой их семнадцатилетних приятельниц установили круглосуточную слежку (пешком и на машинах) и в конце концов смогли их обвинить в «замысле» написать и распространить какую-то листовку. Все были посажены в Казанскую спецпсихиатрическую больницу, откуда Лера написав, что очень сожалеет о содеянном, раньше своих подруг вышла и категорически перестала общаться со всеми старыми знакомыми, «которые ее сбили с правильного пути».

Но ко времени объявления перестройки внезапно выяснилось, что в ней скрыта бешеная энергия и для начала на квартире у новой приятельницы она начала проводить семинар «Демократия и гуманизм». Семинар был интересный, приглашались туда докладчики по общеобразовательным, но, в основном, приличным темам и большинство молодых людей из группы «Доверие» и даже «Перестройка» все чаще стали туда приходить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное