Шенефилд все пытался понять, что происходит, о чем говорят, а я больше всего боялся, чтобы кто-то не услышал его английскую речь – бог знает, что будет. Да и переводить не хотелось. На чьей стороне были ОМОН’овцы, окружавшие Белый дом в этот день, понять было невозможно. Стрельбы снайперов пока не было, да и бронетранспортеры появились лишь на следующий день незадолго до танков. Но из Белого дома уже никого не выпускали и мы знали, что некоторые (в том числе и вооруженные) люди уходят оттуда по канализационным люкам и выходят возле Киевского вокзала.
В связи с этим у меня была проблема: в последний момент к нам на конференцию решил приехать, по моему приглашению, Уильям Колби – бывший директор ЦРУ. Я не видел в этом ничего особенного: на первой конференции выступал бывший директор КГБ, на третьей – ЦРУ. Проблема была и в том, что, так как решилось это в последний момент, да и приехал он к закрытию, выступления Колби не было в программе и для него пришлось устраивать в последний день специальный круглый стол, материалы которого не удалось записать и издать, так как все технические службы из Дома журналиста разбежались. Главное же, Колби остановился в гостинице «Рэдисон-Славянская» неподалеку от Киевского вокзала, где и выходили люди, как говорили, с оружием, бежавшие из Белого дома. «Убьют или покалечат, не дай бог, Колби, – с ужасом думал я, – и все будут считать, что я сознательно заманил в Москву директора ЦРУ». Но с Колби, к счастью, ничего не случилось, он на такси смог добраться до Дома журналистов. Это был первый из числа регулярно проводимых нами в 1993–1994 годах круглых столов по законодательству (о них я расскажу ниже). Он был посвящен формам парламентского и общественного контроля за спецслужбами, но оказался каким-то неудачным. Мало того, что запись велась на ручной магнитофон и пропала при последующем (четвертом) разгроме «Гласности», но и некоторые из выступлений участников, как я вспоминаю, были какими-то странными. Вдовин (из Ленинграда) привел и усадил за стол, не согласовав со мной, какого-то своего приятеля, мне не известного – его реплики вызывали удивление у всех участников, да и сам он, как и Пустынцев, вполне знакомые мне люди, тоже говорили какие-то странные вещи. Когда через месяц Колби в письме попросил меня прислать список участников круглого стола, чтобы поблагодарить их, я самым невежливым образом на письмо не ответил, поскольку не понимал, какое впечатление на информированного человека могут произвести такие участники, а одного просто не знал. Да и офиса у «Гласности» все еще не было, и собрать материалы было негде и некому.
Начались доклады по теме «КГБ и средства массовой информации». Первым я дал слово Геннадию Васильеву, известному корреспонденту «Правды» в Нью-Йорке, который сперва подробно рассказал, что не меньше половины корреспондентов советских газет и журналов за границей – сотрудники КГБ, которые вообще не имеют о журналистике никакого представления, но что и от тех, кто в действительности является журналистом, то и дело требуют выполнения «специальных» поручений. Потом сделал вывод, что должна быть прекращена практика, как размещения разведки под крышей корпунктов, так и принуждения журналистов к несвойственной им деятельности.
После него выступил Юрий Кобаладзе из Службы внешней разведки и сказал, что журналистика неотделима от разведки и все должно остаться по-прежнему. Сидевший рядом со мной Майкл Уоллер, американский аналитик и историк спецслужб, тихо спросил меня, можно ли рассказать как самого Кобаладзе выслали из Англии за шпионаж. Я ответил «конечно», и Майкл подробно рассказал о том, чем занимался Кобаладзе в Англии (все это было хорошо известно из английской печати).
Кобаладзе тут же потребовал слова для опровержения и начал объяснять, что он был честным журналистом, к шпионажу отношения не имел и что это была провокация. Но тогда было непонятно, почему же он теперь генерал-майор КГБ. Зал над Кобаладзе откровенно смеялся, Олег Калугин утешал его:
– Да не переживай, Юра – всякое бывает.
Главное же, Кобаладзе не мог уйти от насмешек, потому что Евгений Примаков прислал его не столько для выступления, сколько для того, чтобы привезти к Примакову Уильяма Колби, в планы которого встреча с директором Службы внешней разведки совершенно не входила. Но Кобаладзе должен был его дождаться и попытаться уговорить.
О третьей конференции, как и обо всех последующих (кроме клеветнического разворота о девятой в «Московских новостях») информации даже самой краткой нигде в печати не было. После второй была часовая передача Алексея Пиманова по первому каналу телевидения, обрывок которой мы случайно нашли в интернете. Там, правда не было сказано, что конференции проводит фонд «Гласность», ничего не было об их массовости и значении, да и я был где-то на третьих ролях, и все-таки это была единственная большая передача. Приведу написанный тогда комментарий: