«Гласность» и свобода

Было вполне очевидно, что лидеры реставрации советского режима будут ориентироваться не столько на Горбачева и Яковлева, сколько на Андропова и Крючкова. В Белом доме кроме Баранникова активно подвизались генерал КГБ Стерлигов; резидент в Японии, будущий президент Калмыкии Кирсан Илюмжинов; масса всякой гэбэшной мелочи вроде Бабурина, Ионы Андронова, Веденкина, Баркашова. Было очевидно (я писал об этом еще в девяностом году), что, начав делить государственную собственность, они больше никому ее не отдадут. Правда, Гайдар и Чубайс начали ее раздаривать какой-то шушере из ЦК комсомола. В случае победы Белого дома Аркадий Вольский и Хасбулатов так же разделили бы Россию, но только между генералами и полковниками КГБ. Это был не идеологический, а имущественный спор между Гайдаром и Стерлиговым, но для Гайдара важно было не допустить в него наивных русских людей. Бронетранспортеры у Белого дома разворачивали свои башни, поливая свинцом, убивая, как на поле боя, всех вокруг, а вокруг были мирные москвичи – снайперы прицельно отстреливали прохожих. От танкового обстрела Белого дома и пожара в нем спрятавшиеся в подвале депутаты не пострадали, а вот погибших подростков, пришедших в Белый дом со съезда комсомола никто не считал. По рассказам Руслана Воронцова, который был в Белом доме, в последний день по нему уже не расхаживал в черном кожаном пальто и берете, изображая военного диктатора из банановой республики, генерал Макашов и хотя первый штурм провалился – весь нижний этаж был заполнен мародерами. Но после обстрела из танков (без предупреждения и предложения сдаться), после прицельной стрельбы снайперов по окнам и по случайным прохожим, после пожара, в котором сгорели сотни людей, внезапно появились в Белом доме (еще не сданном) какие-то люди в полувоенной форме и начали методично сносить сотни трупов и какие-то ящики в подвал.

По официальным данным (прокуратуры Москвы) только неопознанных трупов было кремировано 2200, а были опознанные, сгоревшие, закопанные без всяких моргов тысяч десять человек по приблизительным подсчетам (человек пятьсот вооруженных). Это чудовищное преступление – Москву, умытую кровью, – Гайдар пытался не только оправдать, но даже поставить себе в заслугу в предсмертной книге «Смуты и институты».

Впрочем, тогда у меня не было сил разбираться в том, кто лучше громивших «Гласность»: полковник с Лубянки или Илья Константинов из Белого дома; Гайдар пославший снайперов, бронетранспортеры и танки, или Руцкой, призвавший захватить Останкино.

«Чума на оба ваши дома!».

Для меня конец девяносто третьего года, кровавый государственный переворот совершенный Ельциным и Гайдаром, был естественным продолжением (завершение оформилось уже при Путине) августовского путча девяносто первого года. Пришедшие тогда к власти коммунисты нового поколения и чекисты за два года усилились настолько, что, повторяя демократическую риторику (впрочем, и Сталин ее охотно использовал), были готовы к уничтожению тех реальных демократических свобод, которые были подготовлены русским обществом в последние годы правления Горбачева. На волне хорошо срежиссированного народного энтузиазма первых лет надежды на свободу, они и пришли к власти.

Теперь им можно и нужно было с этим прощаться, поскольку любая демократия прямо мешала и единоличной власти, и переходу государственной собственности в их личную. Крупнейшими врагами был Верховный Совет, когда-то избравший Ельцина и давший ему широкие полномочия, многомиллионное движение «Демократическая Россия», свободная печать со все еще недобитой «Гласностью» и независимые общественные организации. «Мемориал» к этому времени самоуничтожился.

Как именно это произошло в «Мемориале», я в подробностях не знаю. Хотелось бы, чтобы когда-то об этом была написана правда.