«Гласность» и свобода

И все-таки сказать, что общественная деятельность, а точнее имитация ее в России совершенно угасла было бы неправильно. Еще в нашей конференции в январе 1994 года мне пришлось принять участие в довольно забавной истории. Очень деятельный Лев Александрович Пономарев оставшийся теперь по сути и без «ДемРоссии» и без «Выбора России», где он был совершенно не нужен Гайдару, да к тому же, естественно, и не выбранный в Государственную Думу, а теперь спекулируя на национал-фашистской угрозе России (а может быть, и впрямь веря в нее и ее используя – я никогда не понимал Льва Александровича) предложил создать объединение еще более или менее живых демократических организаций – фонд «Гражданское общество» для защиты России от фашизма. Никаких возражений у меня идея Пономарева не вызывала, учредители фонда (целых три писательских организации с Савельевым, Оскоцким и Нуйкиным, остатки «Московской трибуны» и «Живого кольца» – защитники Белого дома от ГКЧП, кажется, Союз журналистов и «Холокост»). Несколько большее удивление у меня вызвало, что учредительное собрание будет проходить в кабинете у Чубайса, кажется, в Госкомимуществе в Рыбном, что ли, переулке (рядом с бывшим зданием ЦК КПСС). Но я пришел. Во главе длинного стола сидел Чубайс и после недолгих разговоров о коммуно-фашистской опасности, объявил, что на спасение от нее России он получил из какого-то европейского банка миллион долларов и поскольку именно он за эти средства должен нести ответственность, то он и должен быть председателем создаваемого фонда. Это было почти логично, правда, потом оказалось, что относительно банка и миллиона он солгал, но это выяснилось позже и пока за его председательство проголосовали. Чубайс тут же предложил в исполнительные директора кого-то из своих сотрудников (кажется, Лисовского или Евстафьева – в общем, кого-то из тех, кто был пойман со знаменитой коробкой из-под ксерокса, набитой долларами для выборов Ельцина), после чего раздал проект устава. Среди учредителей были люди разные, но всех их, кроме меня, объединяло полное неумение понимать уставы. Я их к этому времени уже несколько написал и тут же увидел, что инициируется, не знаю Пономаревым или Чубайсом, создание совершенно непрозрачной, скорее всего жульнической организации. Исполнительный директор всем распоряжается единолично, раз в полгода советуясь с председателем и раз в год устраивая заседания учредителей, которые должны утверждать отчет, не видя финансовых документов и участвуя в работе фонда скорее в декоративных целях.

Я жестко сказал, что деньги я могу найти – в мире и впрямь многие запуганы угрозой фашизма в России, но такой устав утверждать нельзя. Никто из нас, я думаю, не хочет терять свое доброе имя, подписываясь под неконтролируемой деятельностью неизвестного нам исполнительного директора. Чубайс примирительно сказал, что «мы, конечно, внесем изменения в устав», но тут обиженный Пономарев, который все это придумал и нас всех собрал (но почему у Чубайса?) заявил, что создание фонда – это его инициатива, что это фонд общественных организаций, а Чубайс никакую общественную организацию не представляет, и поэтому он предлагает избрать трех сопредседателей. Проголосовали и за это. Потом за избрание Пономарева вторым сопредседателем. Начали выдвигать кандидатуру третьего. Чубайс предложил какого-то юриста из аппарата президента, кажется, Оскоцкий – меня. Стали голосовать – голоса разделились поровну, повторили – то же самое. Тогда Чубайс с ловкостью опытного мошенника спросил:

– Я уже избран сопредседателем правления – я теперь могу голосовать?³⁴

Я пожал плечами: «конечно». И он тут же проголосовал против. Он уже понял, что меня в сопредседатели избирать нельзя. Было видно, как глубоко он презирал эти наивные общественные организации и их председателей, но почему бы и не использовать их имена… Изменения в устав, конечно, внесены не были, я больше в фонде, хотя было получено громадное помещение – метров триста квадратных на улице Гиляровского – не появлялся, когда через год меня попытались затащить на собрание, ответил, что так как не видел финансового отчета, участвовать в этом не буду.

Пономарев сперва радовался, давал интервью «Эху Москвы», но, встретив меня месяца через три, начал жаловаться, что его – сопредседателя и инициатора создания фонда, туда не то что не зовут руководить, но даже ничего не показывают:

– Я же всем вам говорил, как составлен устав, – это было очевидно с самого начала.

Сколько времени Чубайс манипулировал этим фондом – не знаю. Я добился, чтобы моего имени там не было.