«Гласность» и свобода

Из «общественно-государственных» правозащитных организаций Алексеевой и Пономарева практически ничего не вышло, хотя эта идея у Алексеевой продолжала прорываться. Главный удар по правозащитному движению был нанесен незаметно (может быть, даже не все осознавали, что они делают) совместными усилиями Хельсинкской группы, «Мемориала» и пономаревского объединения «За права человека». Это были «сетевые проекты». Чье это изобретение, я не знаю, в «Гласности» об их повсеместном развитии даже узнали с большим опозданием. Суть их была очень проста и внешне привлекательна (а уж как привлекательна по существу – и слов нет): крупные московские правозащитные организации для реализации якобы значительных для гражданского общества проектов привлекают десятки (чуть ли не сотни) правозащитных организаций на необъятных просторах России и добиваются блистательных результатов в реализации совместных сугубо демократических проектов. Главное, конечно, было то, что на эти гигантские проекты можно было получить гранты в сотни тысяч и даже миллионы долларов и по крохам распределять их по правозащитным организациям.

Все бы ничего, но, во-первых, скажем, «Мемориалу», давно уже бросившему все свои многочисленные когда-то провинциальные организации (и они распались), теперь приходилось делать вид, что по-прежнему существует то, чего нет. Хельсинская группа и «За права человека» для максимально «полного охвата» называли действующими организациями иногда одного случайного человека и все это происходило на фоне уничтожения даже тех организаций, которые еще реально существовали. Именно в это время появился разработанный Беляевой при поддержке Хельсинской группы новый закон о неправительственных организациях, который предусматривал, в частности, их обязательную перерегистрацию, а в ней, как правило, всем, кроме Алексеевой и Пономарева, отказывали. Даже я и Алексей Симонов долгое время не могли добиться перерегистрации и вынуждены были (с нашими юристами) находить обходной путь – регистрироваться как некоммерческие организации. Что происходило в провинции, представить нетрудно. К тому же отчеты, представленные в Хельсинкскую группу, бесстыдно переписывались (к примеру, отчет Независимой психиатрической организации), но зато был издан торжественный четырехтомник о победе демократии в России.

Отвратительным было и то, что «сетевые проекты» всех устраивали. Не только тех, кто получал гигантские деньги, но и фонды, которые их выделяли, – ведь они тоже писали отчеты и могли написать о том, что в результате затраченных ими средств демократия в России уже на пороге, обманывая таким образом и общественность, и неправительственные организации, и даже правительства своих стран, внушая им совершенно искаженное и очень оптимистическое представление о положении в России.

Именно в это время «Гласность» оказалась в совершенной изоляции от так называемого правозащитного движения в Москве, да и от фондов на Западе.

Мы проводили конференции «Уничтожение неправительственных организаций» (сохранилась случайно программа одной из них 30 июня 2000 года), куда приезжали делегаты из Челябинска и Краснодара, Владимира, Тамбова и Калуги, и все говорили о том, что остатки правозащитного и профсоюзного движения гибнут на глазах. К нам приходили европейский посол в Москве Саймон Косгроув и представитель американских профсоюзов АФТ-КПП Ирен Стивенсон, которым было не безразлично, что в действительности происходит в России. Но таких людей было немного. Большинству организаций в мире было совершенно неинтересно читать наши отчеты, когда рядом были стостраничные рассказы об осуществленных «сетевых проектах», якобы по настоящему серьезных и успешно сотрудничающих с властями России (в укреплении демократии, конечно) Хельсинкской группы, «Мемориала» и «За права человека». Во всем этом был еще один любопытный аспект: члены правления этих трех организаций успешно попали в наблюдательные советы крупнейших фондов. И, конечно, всегда голосовали против выделения грантов «Гласности». Какое-то время с помощью личных связей и репутации я как-то справлялся с этим, но гранты выделялись все реже и меньше – никто не хотел слышать неприятных вещей о России.

Но все же была надежда если не укрепить, то сохранить хотя бы правозащитное движение.

На заседании «Общего действия» – небольшого кружка из руководителей московских правозащитных организаций – было решено провести всероссийский чрезвычайный съезд, который мог бы поддержать пока еще уцелевшие небольшие организации по всей стране, показать их сплоченность и относительную массовость, обсудить важнейшие проблемы. Решение было принято, поддержано множеством организаций в других городах, но «Гласности» к этому времени уже пришлось отказаться от одной из двух квартир, которые мы снимали для офиса, то есть денег не было совершенно, а имевшие государственные офисы Хельсинская группа и «За права человека» и целый небольшой дом – «Мемориал», выполнявшие к тому же «сетевые проекты», ни копейки на съезд найти не могли. Арсений Рогинский сказал мне: