«Гласность» и свобода

Начнем с тбилисского руководства. В 1991 году в одном из интервью (газета «Известия» 14 сентября) первый секретарь ЦК Грузии Джумбер Патиашвили достаточно откровенно обо всем рассказал. 5 апреля в Тбилиси приехали трое уполномоченных представителей ЦК КПСС, один из которых был близок к Чебрикову: Вячеслав Михайлов и Алексей Селиванов. После этого прибыл наделенный чрезвычайными полномочиями первый заместитель министра обороны СССР К. А. Кочетов.

– Нам не хватало тогда мужества прямо спросить, кто ему эти полномочия предоставил, – говорит Патиашвили.

После чего в Москву полетели противоречащие друг другу телеграммы, причем, как утверждает Патиашвили, данные ему только для подписи и составленные вторым секретарем ЦК Грузии Борисом Никольским (тоже очень любопытная фигура, позднее – заместитель мэра Москвы Лужкова и очень устроенный человек в администрации Ельцина) и сотрудниками КГБ («мы получали всю информацию по линии КГБ, что было главной нашей ошибкой», – сетует Патиашвили). Но именно такие телеграммы из Тбилиси были нужны в Москве.

Первая из оглашенных Лукьяновым на заседании Верховного совета была написана Патиашвили (как он утверждает, под диктовку) еще в ноябре 1988 года. Телеграмма с просьбой ввести военное положение, хотя речь шла всего лишь о разрешенном властями митинге. Московские власти вполне адекватно на эту телеграмму реагируют: вместо введения военного положения Горбачев обращается с успокоительным заявлением к грузинскому народу, и все успокаивается.

Но в начале апреля митинг переместился к Дому правительства, несколько десятков студентов объявили голодовку и лежали на ступеньках. К трем часам ночи (избиение началось в четыре) и до одиннадцати утра на площади оставались только они да несколько сот помогающих им женщин и сочувствующих. Так, без особых изменений, продолжалось с пятого по девятое апреля.

Лукьянов огласил паническую телеграмму Патиашвили от 7 апреля, в которой тот сообщает чуть ли не о восстании и попытках захвата правительственных зданий.

Горбачев и Шеварднадзе в эти дни были за границей, вмешаться не могли и, по-видимому, это не случайное совпадение. Так или иначе, в Тбилиси был отправлен первый заместитель министра обороны СССР и три высокопоставленных сотрудника ЦК КПСС. Вполне очевидно, что план был, но нужна верховная санкция.

На воспоминания Егора Лигачева, влиятельного в это время второго секретаря ЦК КПСС, не во всем можно полагаться, но в данном случае нет оснований подвергать их сомнению. Курируя сельское хозяйство, рано утром 7 апреля он вернулся из поездки в Москву, днем сел писать отчет о поездке, чтобы с 8 апреля уйти в отпуск.

Внезапно позвонил Чебриков и настоятельно потребовал в связи с событиями в Тбилиси срочно собрать членов Политбюро, Лигачев пытался отнекиваться, говорил, что не в курсе дела и вообще это не его сфера ответственности, но Чебриков настаивал, а в ЦК КПСС привыкли слушаться КГБ, и Лигачев сдался, поручил обзвонить нескольких членов Политбюро. Тут же ему позвонил министр обороны Язов – он уже все знает. Но не говорит, что два дня назад отправил своего первого заместителя в Тбилиси. Лигачев не понимал, что выбран своими друзьями Чебриковым и Крючковым козлом отпущения и останется им до конца жизни. Чебриков огласил панические телеграммы из Тбилиси, они принимают половинчатое решение, казалось бы, никого ни к чему не обязывающее, к тому же без визы Горбачева, который вечером должен вернуться в Москву, и, казалось бы, нужно подождать всего несколько часов. Однако начальник Генерального штаба генерал М. Моисеев от имени министра обороны издает секретную директиву, поражающую своей избыточностью:

– 328 парашютно-десантный полк ВДВ перебазировать своим ходом к 8 апреля в г. Тбилиси;

– привести в полную боевую готовность 171 учебно-мотострелковую дивизию; а также Тбилисское высшее артиллерийское училище и 21-ю ОДШБР (отдельная десантно-штурмовая бригада).

В дополнение к этому в Тбилиси отправлены курсанты высших милицейских школ из Горького, Воронежа, и Новосибирска, взвод химических войск, вооруженный не только «Черемухой», но и боевым (запрещенным к применению во всем мире) газом «Си-Эс» (по военной классификации «К-71»), и наконец, по утверждению Патиашвили, «войска КГБ, о которых было доложено на Совете обороны, но потом они ни разу нигде не упоминались и сразу же после трагедии исчезли в неизвестном направлении».

И все это против нескольких тысяч мирных жителей, голодающих и оставшихся на ночь, чтобы им помочь, женщин.

Вечером в Москву возвращаются Горбачев и Шеварднадзе, их в аэропорту Шереметьево информируют о беспорядках в Тбилиси, но не сообщают о том, что громадные для такого случая воинские соединения, части МВД и КГБ приведены в боевую готовность. Тем не менее Горбачев поручает Шеварднадзе и Георгию Разумовскому вылететь в Тбилиси и успокоить население. Но уже поздний вечер, только что прилетевший Шеварднадзе откладывает новую поездку до утра. И восьмого апреля выехать еще не поздно, да и самолет наготове.