«Гласность» и свобода

Для меня это было полной неожиданностью, к тому же я был очень независим и считал, что если не хочу зависеть от газеты «Правда», то зачем мне зависеть от Мёрдока (не понимая существенной разницы в форме этой зависимости) – у меня были журнал «Гласность», агентство «Ежедневная гласность» и десяток корреспондентов, ездивших по стране с видеокамерами. Я отказался, сказав, что мне было бы интереснее получить доступ к одному из его спутников для передачи нашей видеоинформации по всему миру. Живой невысокий человек в теннисной рубашке тут же потерял ко мне интерес, позвал какого-то помощника, занимавшегося телевидением и ушел так же быстро, как и вошел. Главное, чего я не понимал, отказываясь от предложения Мёр-дока, что издание большой европейской газеты в Москве могло бы существенно изменить политическое положение в стране, резко усилить возможности демократического развития, влияние и потенциал сторонников возвращения России к европейскому пути развития.

Впрочем, когда сегодня я об этом думаю, то временами прихожу к выводу, что изменить что-либо было невозможно. Меня, поскольку со мной нельзя было договориться, через год уж точно убили бы, газету, как Радио Свобода, нашпиговали бы людьми из КГБ. С моей точки зрения, Комитет государственной безопасности в борьбе с демократией использовал далеко не все возможности, которыми он в достатке располагал.

В Лондоне я еще раз обедал с владельцем агентства «Рейтер» лордом Томсоном, который в Нью-Орлеане обдумывал, как помочь «Гласности». Было это в одном из закрытых лондонских клубов и, возможно, впервые в его истории туда была допущена женщина – Алена Кожевникова, переводившая меня, что вызывало нескрываемое удивление у остальных. Но теперь это был просто обычный вежливый обед. Когда я встретил лорда Томсона через пару лет в Москве, он узнал меня уже с большим трудом.

Завершая выборочные рассказы о встречах на Западе, было бы неверно не упомянуть о еще одной, более поздней поездке в Испанию.

В декабре девяностого года мне в Москву позвонил из Мадрида хорошо знакомый мне и говоривший по-русски испанец, с которым мы уже не раз беседовали в центре конференций и встреч, посвященных переменам в Восточной Европе. Мы были в хороших отношениях. Он пригласил меня на конференцию о правах человека в Восточной Европе. Я согласился приехать, и он сказал, что билеты на самолет будут заказаны и будут ждать меня в Шереметьево. Советские граждане не имели права пользоваться иностранной валютой, а соответственно, и не могли купить билеты зарубежных авиакомпаний. С визами в Москве все прошло на редкость легко, но когда я приехал в аэропорт, то встретился с неожиданностью. Билет оказался на «Boing–747», а эта модель имеет внутренний второй этаж – небольшой салон клипер-класса. Именно в этот салон и был заказан мне билет, который, следовательно, стоил в два-три раза дороже обыкновенного, правозащитные организации таких билетов не заказывают. Я с удивлением поднялся в салон и обнаружил там Анатолия Собчака – только мы с ним со скамеечками для ног и пледами летели в этом салоне.

В это время Крючков настоял на совместном армейско-милицейском патрулировании улиц. В Москве в нем не было необходимости – никаких беспорядков в городе не было, но, как сказал Собчак, в Ленинграде патрулирование идет и никаких проблем не вызывает. С этими разговорами мы прилетели в Мадрид. Я уже упоминал о Собчаке в связи с событиями в Тбилиси. Что-то в его деятельности я понимал уже тогда, что-то стало ясно позже (в разговорах с Яковлевым, воспоминаниях Николая Рыжкова, информации о его вступлении в КПСС в конце 1988 года), так или иначе большого доверия он у меня не вызывал, но то, что происходило в Мадриде, превзошло все мои ожидания.

Положение было напряженным. В самом разгаре была Война в заливе. Кувейт и Испания объединены Средиземным морем и было видно, как серьезно здесь к этому относятся: в аэропорту – танки, я впервые видел в Европе полицейских с автоматами.

На следующий день начинается конференция, на которую кроме нас с Собчаком, приглашен из-за границы только польский сенатор Збигнев Ромашевский, приехавший с женой Зосей. Мы с ним давно знакомы, однажды я даже пару дней ночевал у него в Варшаве, именно Збигнев по сути дела и сверг Ярузельского. Когда его, известного физика и члена КОС-КОР’а²³, освободили из тюрьмы после введения военного положения, он поехал в США, где у американских поляков собрал изрядный фонд помощи задержанным и уволенным с работы за участие в митингах и демонстрациях. В результате уволенные стали вместо зарплаты получать деньги из фонда, а демонстрации стали такими массовыми, что Ярузельскому пришлось уйти в отставку. Збышек недолго был директором радио и телевидения Польши, его немедленно снял президент Лех Валенса после обнародования его подписки о готовности сотрудничать с госбезопасностью под кличкой «Болек».