Двое из них начали спорить о моей судьбе.
– Если он сюда пришел и не вернется, – сказал один из них, – ты же знаешь, что они пойдут его искать.
– Да, и первый выстрел будет мой, – сказал один из них. – В прошлый раз меня поставили следить за хатой. В жопу это. В этот раз я буду в машине. На этот раз я подстрелю пару ниггеров.
– Эти мексиканцы ничего не боятся. Они друг друга в тюрьме убивают вообще
– Бро, да я их видел в тюрьме. Я пару дней назад троих убил вообще.
По мере того как их истории становились все более преувеличенными, усиливались и оскорбления.
– Да, но твоя маманя говорила по-мексикански, когда я с ней провел ночь.
– Ниггер, твой папаша был мексиканец.
Я присел на холодную бетонную ступеньку. Мне было трудно уловить, о чем они вообще говорили. Часть из них, кажется, думали, что я был шпионом из мексиканской банды, который пришел на разведку перед тем, как обстрелять их из машины. Из того, что я понял, некоторые черные банды союзничали с некоторыми мексиканскими бандами, но в других случаях черные и мексиканские банды враждовали.
Они перестали говорить, когда на лестнице появилось несколько человек. Впереди стоял крупный мужчина, крепкого телосложения, но с юношеским лицом. Он, кажется, был моего возраста, может, на пару лет постарше, и от него исходило спокойствие. У него во рту была зубочистка или чупа-чупс, и по его осанке было очевидно, что он их босс. Он осмотрел всех на месте действия, как будто составлял в голове список того, что каждый из них делал. Его звали Джей Ти, и, хотя я в то время этого не знал, он скоро станет одним из самых важных людей в моей жизни на долгое время.
Джей Ти спросил собравшихся, что происходит, но никто не мог ему ответить. Потом он повернулся ко мне: «Ты что здесь делаешь?»
У него были блестящие золотые коронки на нескольких зубах, крупная бриллиантовая серьга и глубокие пустые глаза, которые поймали мой взгляд, не выдавая никаких эмоций. Я снова начал повторять свою мантру: я студент в университете, и так далее, и так далее.
«Ты говоришь по-испански?» – спросил он.
«Нет, – прокричал кто-то. – Но он, наверное, говорит по-мексикански!»
«Ниггер, просто заткнись», – сказал Джей Ти. Потом кто-то сказал про мой соцопрос, который его, кажется, заинтересовал. Он меня попросил рассказать про него.
Я объяснил проект как мог. Моим руководителем был национальный эксперт по бедности, сказал я, и нашей целью было понять жизнь черных молодых людей, чтобы создать более рациональное национальное законодательство. Моя роль, сказал я, очень простая: проводить опросы, чтобы собрать данные для исследования. Когда я закончил, повисла зловещая тишина. Все стояли в ожидании и смотрели на Джей Ти.
Он взял анкету из моих рук, глянул на нее и отдал обратно. Все что он делал, каждое движение, было уверенным и решительным.
Я прочитал ему тот же вопрос, что и остальным. Он не засмеялся, но улыбнулся.
– Я не черный, – ответил он, оглядев остальных со знающим видом.
– Ну, тогда каково вам быть афроамериканцем и бедным? – я пытался придать голосу извиняющийся тон, испугавшись, что оскорбил его.
– А я и не афроамериканец. Я ниггер.
Теперь я не знал, что сказать. Мне точно было бы некомфортно спрашивать его, каково ему быть
– Ниггеры – это те, кто живут в этом здании, – сказал он наконец. – Афроамериканцы живут в пригородах. Афроамериканцы надевают галстук на работу. Ниггеры не могут найти работы.
Он пролистал еще пару страниц в опроснике: «Ты нихрена так не выяснишь». Он покачал головой и потом оглянулся на одного из парней постарше, стоявших вокруг, чтобы проверить, разделяют ли они его недоумение. Потом он наклонился ко мне и тихо заговорил: «Как тебе дали этим заниматься, если ты даже не знаешь, кто мы, что мы делаем?» Его тон не был обвинительным, он скорее был разочарован и немного в замешательстве.
Я не знал, что делать.
Они выглядели взволнованными тем, как все прошло. В основном они стояли не шевелясь, пока Джей Ти был рядом, но теперь они оживились.
«Бро, не шути с ним, – сказал мне один из них. – Ты ему должен был просто сказать, кто ты. Ты бы тогда уже ушел домой. Он бы мог тебя отпустить».
«Да, ниггер, ты облажался, – сказал другой. – Ты реально сейчас облажался».
Я прислонился к холодной ступеньке и задумался, что именно я сделал, чтобы «облажаться». Впервые за день у меня было время обдумать происходящее. Мне в голову лезли бессвязные мысли, но, как ни странно, ни одна из них не касалась моей личной безопасности.