Главная роль

Следующие полчаса Максим рисовал рыб. Обмакивал палец в воду и чертил на парапетах фонтанов. Царапал каким-то камешком на булыжниках мостовой. Изображал руками в воздухе.

Прохожие пожимали плечами и проходили мимо. Иногда останавливались и глазели, ожидая продолжения картины. Максим выбивался из сил. «Чтобы в такой толпе не нашлось ни одного христианина! Безобразие!»

Темнело. Стремительно, как и всегда на юге. Максим терял надежду, но не сдавался. И упорство его было вознаграждено. Какой-то человек неопределенных лет, с неопределенного цвета волосами и в такого же неопределенного оттенка туники, вдруг понимающе кивнул и хлопнул Максима по плечу. Взмахнул рукой, предлагая идти следом. Максим бросил камешек, которым рисовал, и медленно распрямился. Незнакомец благожелательно улыбнулся, продемонстрировал отсутствие двух передних зубов. Дохнул винными парами.

Видя, что Максим медлит, незнакомец схватил его за руку и повлек за собой. Потрясенный обликом первого встреченного христианина, Максим не сопротивлялся. Они все глубже погружались в лабиринт узких улочек.

Максим размышлял об отрыве литературы от жизни.

Спустя несколько минут он вынужден был признать, что напрасно усомнился в классике!

Запах рыбы чувствовался издалека. Смело можно было сказать, рыбой провонял весь квартал. Незнакомец втолкнул Максима в какую-то дверь, и сам вошел следом.

Ошибиться было невозможно. Максим попал в обычную таверну. В печи горел огонь, над большими глиняными сосудами поднимался пар. Возле печи суетились женщины, что-то помешивали, подсыпали травы. На больших сковородах жарилась рыба.

Пахло рыбой, прогорклым маслом и кислым вином.

Трепетали язычки пламени в светильниках. В полутьме видны были фигуры, расположившиеся на скамьях за длинными столами.

Нечаянный благодетель оказался не христианином, а завсегдатаем кабака. Что-то весело объяснил хозяину, указывая на Максима. Хозяин с ног до головы оглядел Максима и потер кончик большого пальца о кончики среднего и указательного. Жест не оставлял сомнений — хозяин требовал платы вперед. Максим мгновение размышлял о древности некоторых жестов. «Если вернусь, напишу монографию».

Посмотрел на благодетеля. Благодетель посмотрел на Максима и подмигнул. Несомненно, рассчитывал поужинать за его счет. Максим вздохнул, стянул через голову театральный доспех — верхнюю тунику, разрисованную серебряными чешуйками. (Успел подметить: римские бедняки носили грубошерстные одежды, в полотняные наряды только знать облачалась. А его туника, хоть и небрежно окрашенная, была полотняной.) Максим подал невзрачную одежонку хозяину. Тот пренебрежительно отмахнулся и случайно задел тунику рукой. Тотчас выражение лица его изменилось, пальцы хищно вцепились в протянутую одежду.

— Не сомневайся, — усмехнулся Максим, — полотно лучшей выделки.

Перемигнулся с благодетелем. Тот, несомненно, умел торговаться лучше, и вот уже они сидели за столом, уставленным всякой снедью. Здесь была жареная рыба, и вареная баранья голова, обильно приправленная чесноком и луком, и печеные орехи, и бобы, и овощи, сдобренные соусом из вина и перца, и грубый черный хлеб, и, конечно, кувшин вина.

Максим налегал на еду, благодетель — на вино. При этом Максим спрашивал названия некоторых предметов, благодетель отвечал, и к концу ужина актер усвоил слов двадцать. Из-за стола они поднялись закадычными друзьями.

— Устроишь на ночлег? — спросил Максим, выразительно подкладывая руку под щеку.

Благодетель энергичным кивком дал понять, что спать еще не время. Указал на двери: «Вперед!» Заинтригованный Максим направился следом.

Уже совершенно стемнело, и Максим не представлял, в какую часть города они направляются. Благодетель явно спешил. Прибавлял и прибавлял шаг.

Вскоре Максиму показалось, что он слышит гул толпы. И в самом деле, народу на улице становилось все больше. Благодетель неуклонно продвигался вперед, Максим старался не отставать. Через несколько минут они оказались у огромного здания, окруженного народом. Максим был уже достаточно опытен, чтобы признать в здании цирк. По всей видимости, это был тот самый Большой цирк[13], описанный Джованьоли. Чернь ждала, когда весталки, магистраты[14], сенаторы займут свои места и двери распахнутся для остальных. Максим был сыт представлениями по горло, о чем и собирался сообщить благодетелю. Но тут он подумал, что если с Сенкевичем и христианами вышла осечка, то, может, с Джовальоли промаха не будет.

Изо всех сил работая локтями, Максим следом за благодетелем проталкивался к дверям. Двери распахнулись, и началось нечто невообразимое. «Штурм электрички воскресным вечером». Максим споткнулся, но, к счастью, устоял на ногах. В такой толчее был бы немедленно раздавлен.