Поэты-имажинисты Вадим Шершеневич и Матвей Ройзман именно в этот момент решили похвастаться близостью к московским чекистам и отпечатали сборник своих стихов под названием «Мы чем каемся». Но заработали лишь одни неприятности, так как весь тираж был конфискован из-за «провокационного»
названия – в заглавных буквах сборника («М, Ч и К») бдительные гепеушники увидели идентичность с аббревиатурой названия Московской Чрезвычайной Комиссии (МЧК).Маяковский ничего «провокационного»
в ту пору уже не выпускал. Он и Брики (по словам Янгфельдта):«Лето 1922 года снова провели в Пушкино, в четвёртый раз подряд. Образ жизни остался прежним. Вставали рано, завтракали на веранде: свежий хлеб и яйца, которые жарила и подавала Аннушка.
<…> Когда шёл дождь, время проводили за игрой в карты или шахматы (Маяковский в шахматы не играл)».А тучи в тот момент сгущались над многими состоятельными людьми. И на пороге их московских квартир стал появляться чекист Осип Брик. О том, что говорил встречавшим его людям Осип Максимович, журналисту Валентину Скорятину поведал футурист Алексей Кручёных:
«Ося Брик был, как известно, внуком купца и знал много людей этого круга. Каким-то образом – это было уже в годы нэпа – он вызнавал фамилии лиц намечавшихся к аресту. И, прихватив с собой Лилю, отправлялся по известным адресам. Затаившиеся богачи, принимали Осю, естественно, за своего. А он, намекнув о предстоявшем аресте, сетовал на жестокости властей и тут же предлагал свою помощь. Пока не утрясётся – спрятать фамильные ценности. Выхода не было.
Ему верили. Тем, кому удавалось вырваться из лап ГПУ, Брик возвращал взятое на сохранность. Но «вырывались» не все…»
Валентин Скорятин задался вопросом относительно этих «благородных»
деяний Осипа Брика:«И тут неожиданно возникает вопрос: а догадывался ли сам Владимир Владимирович о „второй“, потаённой жизни своих друзей? Судя по всему, мог догадываться, а кое о чём знал наверняка…»
«Чекист особого отряда»
Владимир Маяковский не только «догадывался» и не только «кое о чём знал» о «потаённой жизни» своего друга и его законной супруги, но и, вне всяких сомнений, участвовал в этих «делах» (просто не мог не участвовать). Иначе и быть не могло.Другой супружеской паре, Фёдору Раскольникову и Ларисе Рейснер, тихая, размеренная жизнь в Афганистане в тот момент уже наскучила. Стали подумывать о возвращении на родину. Полпред написал об этом в наркомат по иностранным делам, а Лариса 24 июля отправила письмо члену политбюро Льву Троцкому:
«Устала я от юга, от всегда почти безоблачного неба, от природы, к которой Восток не считает нужным ничего прибавить от себя, от сытости, красоты и вообще от всего немого. Всё-таки лучшие годы уходят – их тоже бывает жалко, особенно по вечерам, когда в сумерки муллы во всех ближайших деревнях с визгливой самоуверенностью начинают призывать господа Бога».
А супруги Есенины-Дункан в это время собрались поехать во Францию.
Илья Шнейдер: