Заметка эта небольшая, поэтому процитируем её целиком:
«Повесть о "Красном дереве" Бориса Пильняк (так, что ли?), впрочем, и другие повести и его и многих других не читал.
К сделанному литературному произведению отношусь как к оружию. Если даже это оружие надклассовое (такого нет, но, может быть, за такое считает его Пильняк), то всё же сдача этого оружия в белую прессу усиливает арсенал врагов.
В сегодняшние дни густеющих туч это равно фронтовой измене.
Надо бросить беспредметное литературничанье.
Надо покончить с безответственностью писателей.
Вину Пильняка разделяют многие. Кто? Об этом – особо.
Например, кто отдал треть Федерации союзу пильняков?
Кто защищал Пильняков от рефовской тенденциозности?
Кто создавал в писателе уверенность в праве гениев на классовую экстерриториальность
?»К этой заметке «от Рефа
» – небольшое пояснение. Одной из трёх организаций, из которых складывалась Федерация Объединений Советских Писателей (ФОСП) был Всероссийский Союз Писателей (ВСП), состоявший главным образом из беспартийных писателей-попутчиков. Борис Пильняк был председателем правления ВСП (Маяковский назвал его «союзом пильняков»).Выступая 23 сентября на Втором расширенном пленуме правления РАПП, Маяковский разъяснил свою позицию (и своё «выступление
» в «Литературной газете»):«Здесь я должен сказать несколько слов о союзе писателей и пильняковщине – о вещи, которая волнует нас всех… <…> Я хочу расшифровать своё выступление, бывшее по многим условиям чрезвычайно кратким…
Я считаю, что Пильняк объективно сделал махрово-контрреволюционную вещь, но субъективно он при этом бьёт себя в грудь и опирается на свои революционные произведения, которые, может быть, были или, может быть, будут. Это значит, что его революционные произведения, бывшие и последующие, не являются определителями его линии. В самой организации Союза писателей выражена аполитичность, отсутствие стремления идти на помощь советскому строительству
».И эти слова произнёс поэт, которого многократно били за «маяковщину
», который сам всё время козырял своими революционными произведениями, называя их «определителями» просоветской «линии» поэта-лефовца. Эти слова произнёс поэт, несколько лет возглавлявший литературную организацию (Леф), которую многие настоятельно предлагали «уничтожить». И теперь он обвинял Пильняка во «фронтовой измене». Как же так?А как отнестись к пассажу, с которого начинается заметка Маяковского в «Литературной газете»? Поэт демонстративно привёл фамилию автора «Красного дерева» в несклоняемой форме, тем самым намекая на неславянское происхождение Пильняка. И при этом переспросил, как будто встретился с этой фамилией впервые:
«… так что ли
?»А ведь они часто встречались. И дружески общались. И 13 мая 1929 года были в одной компании на московском ипподроме (где Маяковский познакомился с Вероникой Полонской). Наверняка сталкивались и на Лубянке, с которой оба активно сотрудничали, только Маяковский ездил в основном по Европе, а Пильняк – по Азии (Япония, Китай).
Не один раз вместе выступали. Сохранился снимок, сделанный 9 июня 1929 года (в «День книги») в Октябрьских красноармейских лагерях Первого стрелкового полка. Писатели выступали перед красноармейцами, а потом сфотографировались на память. На этом снимке Пильняк и Маяковский стоят рядом: первый улыбается, второй держит руки в карманах брюк.
Советские писатели в Октябрьских красноармейских лагерях Первого стрелкового полка. 9 июня 1929 г.