Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам

Гольдвассер описывается как «великан» с «открытым, симпатичным лицом», поэт с «оригинальным стилем», который сочиняет всё: политические агитки, рекламу производимых государством товаров, атеистические детские песенки и стихи, вопевающие применение удобрений в сельском хозяйстве».

В книге Морана «красный поэт» Гольдвассер постоянно пребывает в ипохондрическом беспокойстве из-за возможности заразиться чем-либо и заболеть:

«Его боязнь инфекций известна всем; этот коммунист чистит предметы, до которых притрагивается, стерилизует свой столовый прибор, носит резиновые перчатки, открывает двери на той высоте, где никто их не касается».

Одним словом, в том, что Гольдвассер списан с Маяковского, сомневаться не имеет смысла.

Бенгт Янгфельдт:

«Как представители «первого в мире рабочего государства» Маяковский, Лили и Осип были возмущены тем, что автор изобразил их представителями послевоенной «галантной Европы», и тем, как они были изображены. Эльза нашла повесть антисемитской, а Маяковский сказал в адрес Морана, что «гнусность он, по-видимому, изрядная»».

Как же так? Пять лет назад Маяковский написал поэму «150 000 000», в которой в резко раскритиковал Соединённые Штаты и их президента, изобразив страну и её руководителя в самом неприглядном виде. Когда же французский писатель издал книгу, в которой изложил своё видение того, что происходило тогда в советской России, его сразу назвали антисемитом и «гнусностью».

Были и другие оценки повести «Я жгу Москву». Французский писатель Луи-Фердинанд Селин (Детуш) высоко оценил талант Поля Морана, написав:

«Под его пером французский язык двигался как джазовый танец».

А в Москве Ассоциация художников революционной России (АХРР) организовала (в Большой аудитории Политехнического музея) диспут на тему «Мы и лефы». Вечер открылся докладом Евгения Александровича Кацмана, который был организатором создания АХХРа и являлся его секретарём. О том, что происходило дальше – в воспоминаниях художника-футуриста и поэта Фёдора Семёновича Богородского (бывшего балтийского матроса, военного лётчика, а затем чекиста):

«В аудитории стоял непрерывный шум, крики и смех заглушали речь докладчика. Но вот аудитория неожиданно смолкла. В дверях показалась внушительная фигура Маяковского. Раздались аплодисменты, приветственные крики, и Маяковский медленно поднялся на эстраду.

Прежде чем занять место в президиуме, Маяковский подошёл к трибуне, налил воды из графина в стакан, но нечаянно залил водой листки, где был записан доклад Кацмана. Растерявшемуся докладчику пришлось продолжать своё слово уже без написанных тезисов… Кацман был вынужден скомкать свой доклад, вступив в импровизированную полемику не только с публикой, но и с Маяковским».

Ещё один любопытный факт. Рязанская газета «Рабочий клич» в номере от 1 мая 1925 года поместила объявление:

«2-го мая на Красной и Свердловской площадях (Москва) начнётся передача радиоконцерта… «Мой май» – сочинение Маяковского».

О том, как проходил этот «радиоконцерт» с участвовавшим в нём поэтом – в воспоминаниях журналиста Ивана Спиридоновича Рахилло:

«Грохоча палкой, он поднялся на второй этаж. Вошёл в студию. Остановился у пульта.

– А много там слушателей? – спросил, показывая палкой на микрофон.

– Весь мир.