Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам

И вновь возникает предположение, что эта неожиданная поездка была организована ОГПУ. Видимо, свой финансист в Париже гепеушникам был нужнее, чем финансовый директор в РОСТА, каковым уже шесть или семь лет являлся Гринкруг.

Теперь об Александре Краснощёкове. Его направили работать в Главный хлопковый комитет. Выпустили на свободу и его брата Якова. О шумном судебном процессе уже никто не вспоминал.

Кремлёвских властителей волновали теперь совсем другие вопросы и проблемы – ведь партия большевиков оказалась расколотой. На открывшемся 18 декабря 1925 года XIV съезде партии было прочитано два отчётных доклада.

Борис Бажанов:

«Сталин прочёл политический отчёт, скучный и тусклый. Ленинградская делегация потребовала содоклада Зиновьева, который и был ему предоставлен. Содоклад ровно ничего не изменил. За Сталина послушно голосовал весь съезд, за Зиновьева – одна ленинградская делегация».

Лев Троцкий, ещё совсем недавно второй человек в партийной иерархии, на этот раз сидел не в президиуме, а в зале, как обычный рядовой делегат, и, по словам Бориса Бажанова:

«…со злорадством наблюдал, как повергается ниц его главный враг – Зиновьев».

Вдова Ленина, Надежда Крупская, выступила против «кулацкой» политики, которую выдвигали Сталин и Бухарин, и поддержала Зиновьева с Каменевым.

Направляясь на одно из заседаний съезда, Сталин столкнулся в коридоре с Григорием Сокольниковым и попросил его поддержать не Зиновьева с Каменевым, а позицию ЦК (то есть сталинскую). Сокольников наотрез отказался.

– Смотри, Григорий, пожалеешь! – сказал ему Сталин.

Сокольников молча пожал плечами, и они разошлись в разные стороны.

Про Сокольникова – Борис Бажанов:

«На съезде 1925 года он… был единственным оратором, требовавшим с трибуны съезда снятия Сталина с поста генерального секретаря. Это ему стоило и поста наркомфина и места в Политбюро».

Да, хотя народного комиссара финансов Григория Яковлевича Сокольникова, сумевшего сделать советский рубль конвертируемой валютой, делегаты XIV съезда вновь избрали членом ЦК партии. Но в самом начале 1926 года он был снят с поста наркомфина и направлен послом в Великобританию.

В конце 1925 года завершилась жизнь ещё одного человека, чья судьба многократно пересекалась с судьбой Маяковского. Но об этом – рассказ особый.

Смерть поэта

Незадолго до новогодних праздников из северной столицы пришло известие, потрясшее многих: 28 декабря в ленинградской гостинице «Англетер» обнаружен поэт Сергей Есенин, повесившийся в своём номере.

Юрий Анненков:

«Среди многих трагических смертей одна из самых страшных – смерть Есенина… он был моложе и даровитее почти всех других… Есенин повесился от отчаяния: от беспутства, иными словами – от беспутья, от бездорожья».

Как отреагировал на это трагическое событие Маяковский? В написанной несколько месяцев спустя статье «Как делать стихи?» он сказал:

«Конец Есенина огорчил, огорчил обыкновенно, по-человечески. Но сразу этот конец показался совершенно естественным и логичным. Я узнал об этом ночью, огорчение, должно быть, так бы и осталось огорчением, должно быть, и подрассеялось бы к утру, но утром газеты принесли предсмертные строки:

В этой жизни умереть не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

После этих строк смерть Есенина стала литературным фактом».

Вот, пожалуй, и всё. Более многословной (прозаичной) реакции Маяковского на факт смерти Есенина нет.

Но что же всё-таки произошло в «Англетере»?

Как вообще Сергей Есенин там оказался?

Чтобы ответить на этот вопрос, перенесёмся на несколько месяцев назад – в лето 1925 года.

2 августа в минской газете «Звезда» была напечатана статья Сергея Борисовича Ингулова (Рейзера), возглавлявшего Бюро прессы отдела агитации и пропаганды ЦК РКП(б) и прозванного чуть позднее «штатным литературным палачом». В его статье упоминался и Есенин, про которого сказано: