Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам

«…запели в искажённой форме с ударением на «р», подражая еврейскому акценту, революционную песню «Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой»».

22 ноября газета «Рабочая Москва» опубликовала фельетон «Что у трезвого «попутчика» на уме…», в котором говорилось, что Есенин и его друзья…

«…переночевав в милиции, были препровождены затем в ГПУ для допроса. Делу будет дан судебный ход».

Да, было заведено уголовное дело. И в «Рабочей газете» появился фельетон известного нам Льва Сосновского «Испорченный праздник». В нём, в частности, говорилось о том, как Есенин просил Демьяна Бедного вызволить его и его собутыльников из милиции:

«Есенин звонит из отделения милиции. Говорит подчёркнуто развязно и фамильярно.

– Послушай… Скажи тут, чтобы нас освободили…

– Кого вас?

– Меня, Орешина, Клычкова и Ганина.

– Почему вы в милицию попали?

– Да, понимаешь, сидели в пивной… Ну, заговорили о жидах, понимаешь… Везде жиды… И в литературе жиды… Ну, тут привязался к нам какой-то жидок… Арестовали…

– М-да… Очень не-хо-ро-шо…

– Понятно, нехорошо: один жид четырёх русских в милицию привёл».

И Сосновский делал вывод:

«Лично меня саморазоблачение наших поэтических «попутчиков» очень мало поразило. Я думаю, что если поскрести ещё кое-кого из «попутчиков», то под советской шкурой обнаружится далеко не советское естество».

Ознакомившись с этой статьёй, Есенин тут же написал письмо Троцкому. Оно сохранилось, хотя отправлено почему-то не было:

«Дорогой Лев Давидович!

Мне очень больно за всю историю, которую подняли из мелкого литературного карьеризма т. Сосновский и Демьян Бедный…

С Демьяном Бедным мы так не разговаривали…

Никаких антисемитских речей я и мои товарищи не вели.

Всё было иначе. Во время ссоры Орешина с Ганиным я заметил нахально подсевшего к нам типа, выставившего своё ухо и бросил фразу: «Дай ему в ухо пивом». Тип обиделся и назвал меня мужицким хамом, а я обозвал его жидовской мордой…

В быту – перебранки и прозвища существуют, также как у школьников, и многие знают, что так ругается сам Демьян».

Кроме всего прочего в милиции выяснилось, что у Есенина всё ещё отсутствует московская прописка, поскольку у него нет никакой жилплощади. Это противоречило существовавшим тогда законоположениям, и поэту пришлось написать обязательство:

«Обязуюсь в 2-недельный срок прописаться по адресу Богословский переулок, дом № 3, кв. 46».

Это был адрес Галины Бениславской. В том же доме жили Григорий Колобов и Анатолий Мариенгоф со своими семьями. Судя по всему, это был дом, где проживали чекисты или те, кого поддерживало ОГПУ.

Но Есенин там так и не прописался. Хотя квартира Колобова пустовала – её хозяин с 27 августа 1923 года по 27 июня 1924 года работал начальником Закавказского окружного управления местного транспорта наркомата путей сообщения, а потом его перевели в Ленинград.

Поэтические будни

Вскоре по Москве пошли толки о том, что четырёх поэтов отдают под суд.

А глава поэтов-лефовцев вместе с Николаем Асеевым в это время сочинял рекламу для Мосполиграфа. Вот эту:

«Карандаши, перо, чернила,
штемпель – дёшево и мило.
А обои – загляденье –
рад бы клеить каждый день я.
Шрифта – угол непочатый,
всё, что хочешь, напечатай

!»

Каждые две строки сопровождались рисунком Маяковского.

29 ноября 1923 года, как о том сообщается в «Хронике жизни и деятельности Маяковского», Владимир Владимирович…