Главная тайна ГРУ

Так мы подошли к следующему понятию «что?». То есть что передавал Пеньковский в СИС и ЦРУ и что это было с точки зрения советской стороны. На Запад от него поступала информация секретная (были грифы на материалах, да и по сути она была таковой), актуальная — о святая святых, то есть ядерном и ракетном оружии. И наконец, документальная, а значит — подлинная. Пеньковский обладал отличными разведывательными возможностями по месту работы, имел доступ к секретам на других объектах. Кроме того, он имел связи в среде высшего командования Минобороны.

Мой незримый «помощник» в этом расследовании, Питер Райт, категорически подвергал сомнению разведвозможности Пеньковского. Более того, и разведывательные и контрразведывательные сведения от Пеньковского вызывали у него серьезные подозрения — он сравнивал работу другого агента Запада Петра Попова (нанес ущерб Советам) с работой Пеньковского (ущерба не было).

Так что же сообщил Пеньковский на Запад? Иногда наши журналисты-аналитики отмечают: «Ничего существенного». Им вторят исследователи на Западе. Например, автор книги «Шпионы ХХ века» Филипп Найтли утверждает: «Хотя в ходе операции каждый клочок информации жадно подхватывался западными спецслужбами и тщательно изучался, в ретроспективе они не могут привести ни одного примера полученной от Пеньковского информации, имевшей серьезное военное значение».

Как это похоже на действительность? Западным спецслужбам — СИС и ЦРУ — нужен был блеф о проникновении в секреты СССР и они его раздули до мифических размеров. Питер Райт иронизирует по этому поводу: «Первое, на что я обратил внимание, это странное стечение обстоятельств его приезда в Лондон. Если какая-либо организация и нуждалась в успехе, так это МИ-6 (СИС. — Авт. ), чья репутация в начале 60-х годов серьезно пошатнулась». Естественно, все замечания Райта в адрес операции с Пеньковским профессионалы СИС встретили с негодованием. «Эта операция была примером мужества и отваги и казалась верхом такого триумфа, что люди просто не могли воспринимать критику в свой адрес», — говорил Райт.

Так вот, что еще можно сказать об информации, передаваемой Пеньковским на Запад, например, о секретах советской военной разведки? Подполковник Петр Попов, который работал на американскую разведку, и генерал Дмитрий Поляков — агент ЦРУ в 1961–1980 годах — знали о внутренней жизни ГРУ значительно больше, чем Пеньковский. Собственно, он подтвердил информацию двух этих предателей, сообщив мало что нового. Возможно, в этом и был наш расчет: Пеньковский был свободен в выборе передаваемой информации и потому выглядел в глазах западных спецслужб искренним их сторонником.

Теперь об информации по ракетной технике. Здесь западных экспертов ждало разочарование: знания Пеньковского были на уровне командного состава ракетных войск среднего звена. Казалось бы, чуть ценнее были копии журналов «Военная мысль», «Артиллерийский сборник», «Военный вестник» и других. Но и тут экспертов Запада ожидала весьма неприятная «бомба», о чем они узнали лишь в конце 60-х годов. Закрытые издания, полученные из рук их агента Алекса, носили характер дезинформации.

Последующий, более тщательный анализ всех сведений, полученных от агента, — это 5000 фотостраниц, — повергли в шок тех, кто уверовал в свое время в информационный «клондайк» в лице Пеньковского. Кажущаяся ценной в момент получения информация теряла свою актуальность буквально через считаные часы. Советская сторона работала явно на упреждение, заведомо зная, что сведения устаревают. Так же было, например, с ракетными позициями на Кубе или с нашими пусковыми площадками для МБР перед запуском американского спутника-шпиона.

Пеньковский завоевал доверие еще и таким путем. Ему показали 7000 фотографий советских людей, из которых он выделил сотрудников ГРУ. Однако на этих снимках он опознал только десять процентов из тех, кто на самом деле принадлежал к этой организации.

Дезинформация Пеньковского заключалась не только в скрытии правды от Запада о наших ракетных установках на Кубе или в Союзе, либо о решении по возведению Берлинской стены. Кстати, технические данные о конструкции стены он передал только спустя десять дней (задним числом) после принятия решения о ее строительстве. По этому вопросу он ответил, что знал о ее возведении еще за четыре дня, но был вне связи со своим «куратором». В «деле со стеной» для советской стороны был главным фактор неожиданности, и ценность информации (заранее) от агента Пеньковского имела бы чрезвычайное значение. Но… Получается, с одной стороны, «молчаливая дезинформация», а с другой — он подсказал Западу о позиции советских руководителей при подготовке к межправительственным переговорам по Берлину.