Главная улица

– Пока так жарко, я, пожалуй, буду спать в комнате для гостей, – сказала она на следующий день.

– Неплохая мысль! – Кенникот был ласков и дружелюбен.

Двуспальная кровать и простой сосновый комод загромождали всю комнату. Кровать Кэрол отправила на чердак и заменила ее раскладной койкой, которая днем, когда на ней лежало покрывало, могла служить кушеткой. Поставила туалетный стол и качалку с новым кретоновым чехлом. Заказала Майлсу Бьернстаму полки для книг.

Кенникот мало-помалу начал понимать, что она собирается держаться своего уединения. В его вопросах: «Переставляешь все вещи?», «Переносишь сюда свои книги?» – она улавливала тревогу. Но было так легко, закрыв дверь, отделить себя от его беспокойства. Ей самой было больно, что она так легко забывала о нем.

Тетушка Бесси Смейл пронюхала об этих непорядках. Она сокрушалась:

– Что ты, Кэрри, неужели ты собираешься спать совсем одна? Прямо не могу поверить. Женатые люди обязательно должны жить в одной комнате! Не забивай себе голову такой чепухой. Трудно даже сказать, к чему это может повести. Представь себе, что я вдруг заявлю дяде Уиту, что хочу иметь отдельную комнату!

В ответ Кэрол заговорила о приготовлении кукурузного пудинга.

Ее ободрила докторша Уэстлейк. Кэрол как-то зашла к ней с дневным визитом. В первый раз ее пригласили наверх в спальню. Обходительная старушка сидела за шитьем в белой комнате с мебелью красного дерева и маленькой кроватью.

– О, у вас свои личные апартаменты, а у доктора свои? – спросила Кэрол.

– Ну конечно! Муж говорит, что с него довольно сносить мой характер за столом. А вы… – миссис Уэстлейк пристально поглядела на Кэрол. – Почему бы не сделать того же и вам?

– Я уже подумывала об этом. – Кэрол смущенно рассмеялась. – Значит, вы не считали бы меня негодницей, если бы я иной раз хотела побыть одна?

– Что вы, деточка, каждая женщина должна иногда побыть наедине с собой и со своими мыслями о детях, о Боге, о том, что у нее портится цвет лица, о том, что мужья нас не понимают, о том, как много в доме работы и какое нужно терпение, чтобы переносить некоторые проявления мужской любви.

– Да! – Кэрол сказала это со вздохом, нервно сплетая пальцы.

Ей хотелось поведать не только о своей ненависти к тетке Бесси, но и о своем скрытом раздражении против тех, кого она больше всего любила: о своем отчуждении от Кенникота, о своем разочаровании в Гае Поллоке, о своей неловкости в присутствии Вайды. Но у нее хватило самообладания сказать только:

– Да, мужчины! Бедные заблудшие души! Нам остается спасаться от них и смеяться над ними!

– Только так и надо. Вам-то не приходится особенно смеяться над доктором Кенникотом, но мой муж – вот это, я вам скажу, чудак! Без конца сидит над книжками, когда ему следовало бы заниматься делами. «Марк, – как-то сказала я ему, – ты глупый старый мечтатель». И, вы думаете, он рассердился? Ничуть не бывало! Он только крякнул и ответил: «Да, дорогая моя, не напрасно же говорят, что с годами муж и жена становятся похожи друг на друга!» Что с ним поделаешь!

Миссис Уэстлейк благодушно рассмеялась.

После таких признаний Кэрол оставалось только ответить любезностью на любезность. Она объяснила, что уж Кенникота, во всяком случае, мечтателем не назовешь. И прежде чем уйти, успела выболтать миссис Уэйстлейк о своей антипатии к тетке Бесси, о доходах Кенникота, которые теперь превышают пять тысяч в год, о причинах, побудивших, по ее мнению, Вайду выйти замуж за Рэйми (сюда включалось «доброе сердце» Рэйми – похвала отнюдь не искренняя), о деятельности библиотечного совета и о том, что сказал Кенникот про диабет миссис Картал и какого он мнения о таком-то и таком-то хирурге в Миннеаполисе и Сент-Поле.

Она ушла домой, успокоенная этой исповедью и в приятном сознании, что нашла нового друга.

IV

Трагикомедия с прислугой.

Оскарина уехала к своим родным помогать на ферме, и Кэрол то меняла служанок, то оставалась без них. Нехватка прислуги становилась одной из наиболее трудных жизненных проблем в степных городках. Фермерские дочки все чаще восставали против захолустной скуки и наглого обращения местных Хуанит. Они уезжали в большие города и нанимались в магазины или на заводы, чтобы после дневной работы быть свободными и чувствовать себя людьми.

«Веселые семнадцать» пришли в восторг, узнав, что от Кэрол ушла ее преданная Оскарина. Они напомнили Кэрол ее слова: «У меня нет затруднений с прислугой. Вы видите, как долго служит у меня Оскарина».

В промежутках между финскими девушками из северных лесов, немками из прерий, случайными шведками, норвежками и исландками Кэрол сама справлялась с работой и мирилась с налетами тетушки Бесси, приходившей объяснить ей, как нужно смачивать половую щетку, чтобы сметать пыль, сколько сахару класть в сдобные булочки и как фаршировать гуся. Кэрол работала энергично и заслужила сдержанную похвалу Кенникота. Но когда у нее начинали ныть плечи, она удивлялась самообману миллионов женщин, которые всю жизнь до самой смерти уверяют себя, будто глупая хозяйственная суета доставляет им удовольствие.