— Ничего, просто так — абсоменно, мистер Леопольд, непрелютно, мистер Лоб (забавно сказано, правда? Это я вчера по радио услышал). Смотри-ка — с нормальным, хорошим парнем вроде Дэйва ты становишься своим в доску и забываешь про свою интеллигентность. Вот и Кэрри тоже так. Поглядеть на нее, так она и Передовая, и Думающая, и Встревоженная. А стоит прислуге забыть на столе горячий утюг и сжечь скатерть, так куда девается ее возвышенная душа, и она такую устраивает ей головомойку, что любо-дорого. Вот ты все пишешь про Дебса, а можешь ты с ним так же запросто разговаривать, как с Дэйвом?
— А почему бы нет? Я очень люблю Юджина.
— Ага! Вот-вот! Юджин! Это ваш сигнал бедствия. Вся эта ваша шатия обязательно называет его «Юджин». А я вот гляжу, с Дэйвом ты разговариваешь на нормальном американском языке, а как начнешь перед нами заноситься, то до того уж изящно выражаешься, словно милорд с моноклем. Ну ладно, залезай в машину.
Я не мог не заметить, как легко и уверенно он управляется с машиной: дал задний ход, переключил передачу, на секунду притормозил перед новым автоматическим светофором, который теперь красовался на пересечении Главной улицы с Айовским шоссе, свернул на шоссе и дал скорость тридцать пять миль в час.
— Ты, конечно, заметил, что мы замостили Главную улицу, — сказал он. — Эти лопухи, что читают твою писанину, небось, воображают, что мы до сих пор еще бродим по колено в грязи, а мы и забыли, какая она, грязь-то, — на хорошей бетонной дороге ее как-то не заметно! Но я хочу тебе показать еще кое-что — сам ты этого не заметишь. Я знаю, к чему свелось бы твое серьезное изучение политических настроений в Гофер-Прери; если бы я тебя не вытащил с собой, ты бы сидел с Кэрри и Гаем Поллоком и толковал с ними о том, какие мы закоснелые провинциалы и как далеко еще Гофер-Прери до Бостона… Скажи, ты играешь в гольф?
— Нет, не приходилось…
— Ну, конечно. Я так и думал. Разве Бесстрашному Разоблачителю и Луженой Глотке пристало таскаться по полю за мячиком? В гольф играют только такие забулдыги, как бедный старик Кенникот, да принц Уэльсский, да Ринг Ларднер,[5] да, может, еще Герберт Джордж Уэллс, о котором вы всюду кричите. А ну погляди-ка вон туда!
Я поглядел и увидел на окраине Гофер-Прери, этого городка, затерявшегося среди безграничных полей и безграничной наивности, этого царства фермеров-шведов, адвентистов седьмого дня и нарукавных резинок, поле для гольфа. Неподалеку стоял хорошенький домик для хранения бит, а на поле виднелось человек шесть — семь девушек в изящных юбках и пестрых свитерах, которые куда красивее и элегантнее самых дорогих новинок Бонд-стрит или Рю де ля Пэ.
— На соседнем лугу стоял аэроплан.
— А зачем аэроплан? — только и нашелся я сказать.
— А это аэроплан двух провинциалов вроде нас, только из Техаса. Им, видишь ли, вздумалось объехать все города Соединенных Штатов, где есть поля для гольфа. Ну и парочка, я тебе скажу, Льюис! Один — методистский проповедник, который считает, что человеку полезнее трудиться, чем пить виски, оно, конечно, в бактериологии он слабоват, и ему сроду не переспорить твоего приятеля Де Крюи,[6] который говорит, что алкоголь убивает микробов. А другой — жалкий невежда, получивший диплом в Йельском университете, а сейчас опустившийся до поста президента железнодорожной компании. Да, вот еще интересный штрих. Захожу сегодня в парикмахерскую Мака — хотел почистить ботинки, а Мак мне говорит: придется вам походить в нечищеных, доктор, чистильщик ушел играть в гольф. Что с нас взять — все мы тут негодяи-капиталисты и собираемся голосовать за этого отвратительного наемника Уолл-стрита Кулиджа. Чего там, мы прямо — таки садисты. Поэтому мы и играем в гольф с парнем, который чистит нам башмаки, и разрешаем прислуге звать нас по имени, тогда как вы, возвышенные души…
— А, идите к черту! — не выдержал я.
Он засмеялся.
— Мы тебя обратим. Пойдешь еще агитировать за Кэла Кулиджа.
— Черта с два я вам пошел!
— Слушай. Льюис, может, я и неотесанная деревенщина и за душой у меня всего-навсего степень бакалавра от какого-то там Миннесотского университетишки (и, между прочим, неплохие отметки по всем предметам), но мне хочется обратить твое внимание на то, что ты два раза подряд упомянул черта и что будущее время от глагола «идти» — «пойду», а не «пошел». Ты уж извини, что я осмеливаюсь указывать такому прославленному стилисту… Слушай, я вовсе не стараюсь вывести тебя из терпения, я просто применяю лучший из известных мне способов обороны-наступление. Разумеется, ты со мной не согласен. Если бы япошки вторглись в Америку, то, по-твоему, вдоль калифорнийского побережья нужно было бы выстроить побольше трибун, с которых этот ваш Виллард и Джон Хейнс Холмс,[7] и Эптон Синклер, — а, может быть, заодно и Ленин, и Троцкий, и мамаша Эдди,[8] и Гарри Toy[9] — объясняли бы ненаглядным япошкам, как вы их любите, и тогда те, конечно, устыдились бы и ни за что не стали бы насиловать наших женщин. А вот лично я предпочел бы задать им такую баню, чтоб впредь неповадно было.