В понедельник, как и было намечено, Джони сидела в студии ABC рядом с певицей Грейс Слик и ее товарищами по Jefferson Airplane. Они выступали утром в субботу и без проблем вовремя добрались до Нью-Йорка. В разгар программы в студию вваливаются Кросби и Стиллз – в своих испачканных сверху донизу грязью с фермы Макса Ясгура хиппистских кафтанах. Выступление CSN&Y началось в три часа утра – много раньше хедлайнера Джими Хендрикса, но много позже полуночи, когда организаторы планировали закончить весь фестиваль. Сойдя со сцены около пяти утра, они, не помывшись и не переодевшись, сразу ринулись в Нью-Йорк и, войдя в студию, выглядели, как только что с победой вернувшиеся с поля боя солдаты. «Это самое странное и самое необычное зрелище, которое мне когда-либо доводилось видеть, – не дожидаясь расспросов, захлебываясь от восторга, начал рассказывать Кросби. – Представляете себе вид с вертолета? Это как лагерь огромного войска Александра Македонского где-то на холмах Греции в окружении гигантской толпы цыган. Что-то совершенно потрясающее и невероятное». Пока все герои Вудстока, перебивая друг друга, делились впечатлениями, Джони сидела молча. Ей сказать было нечего – ее в Вудстоке не было. Но она внимательно слушала, впитывая услышанное, и превращая его – вместе с тем, что она видела по телевизору – в основу своего будущего шедевра, песни, которая передаст дух Вудстока лучше любого сувенира, любого научного анализа или критической статьи. Песни о Вудстоке, написанной человеком, так в Вудстоке и не побывавшим.
Тот факт, что на сам фестиваль Митчелл не попала, дал ей ключ к тому мистическому, почти потустороннему взгляду со стороны, который и насытил песню столь глубоким, символическим, выходящим далеко за рамки сиюминутного наблюдения смыслом.
«Я была одним из тех, кто поехать туда не смог, но писала песню от имени того, кто там все же оказался. Будь я там со всей той фигней самолюбования, которая обычно царит за кулисами, у меня бы такого взгляда не было».
В принципе человек нерелигиозный, она, по собственным словам, в период написания песни проходила через период некоего христианского возрождения.
«Внезапно мы, рок-музыканты, вдруг оказались для многих людей в роли духовных пастырей, – рассказывала она. – Я по какой-то причине восприняла это серьезно, решила, что мне и самой нужен поводырь и обратилась к Богу. То есть в тот момент я была как бы одержима Богом. И все время спрашивала себя: «Где же в наше время чудеса?» И Вудсток вдруг стал для меня тем самым чудом, как евангельское чудо пяти хлебов и двух рыб, которыми Иисус накормил толпу страждущих. В нем было что-то совершенно невероятное, что внушало мне огромный оптимизм. Именно с таким чувством я и писала “Woodstock”».
В 1970 году в интервью Би-би-си она сказала, что писала песню для друзей, правда тут же добавив: «и для себя». Оказалось, впрочем, что друзья ее опередили.
Митчелл впервые исполнила песню в сентябре 1969 года на фолк-фестивале в Биг-Сур, живописном уголке тихоокеанского побережья в центральной Калифорнии, но в записи она появилась впервые именно в исполнении друзей – на вышедшем в марте 1970-го дебютном альбоме CSN&Y Déjà vu.