Как бы то ни было, Кряжину я все равно верю, хоть и с трудом понимаю, зачем ему нужно все это: Шустин, который бегает за нами, как собака на веревке, эти вылазки, после которых отписываешься перед той же прокуратурой за мордобой и применение служебного оружия.
Сейчас мы опять куда-то едем. Я опять за рулем, Кряжин рядом, а в затылок мне дышит порядком надоевший репортер. Черкать карандашом в блокнотике он уже перестал. Я вижу, как он устал, и единственное, что его утешает в последнее время, это мысль: пусть Москва и большая, Мишу-Федула мы все равно разыщем.
Я тоже так думаю. Каким бы странным ни показалось это заявление, но бомжа в столице найти легче, чем гражданина, имеющего регистрацию и постоянное место жительства. Идея хиппи о том, что по-настоящему свободен тот человек, у которого нет ни паспорта, ни дома, имеет свои изъяны. Быть может, в США так и было. Возможно, так есть до сих пор. А у нас бродяга как никто другой связан этой свободой по рукам и ногам. Он живет тем, что способен раздобыть на улице, и сделать это он может лишь на той территории, к которой привязан житейски. Либо бывшее место жительства, либо место прошлой работы. Над блуждающим с утра до вечера странником властвуют два фактора: географический и материальный. Сунется в чужую вотчину – получит в ухо либо нож в бок. Поэтому я просто уверен, что, если не сходить с территории Восточного округа и все теснее жаться к пустырю, успех нам гарантирован. Олюнин, сколько бы ни бродил по жилым массивам, все равно вернется туда, где у него есть жилище, огонь и собеседники.
А сегодня-то, рано утром!
Я никогда не видел советника в таком недоуменном состоянии и в таком унылом – Шустина. Мы уже выезжали из больницы, когда мне снова позвонил дежурный и... Я вам скажу, большая это неприятность для офицера МУРа – сообщать следователю о том, что интересующий его фигурант обманул дежурную смену и бежал из... МУРа!
Да, да. Олюнин бежал.
Где-то между без четвертью и шестью часами утра в глубине дежурного помещения раздался гулкий стук и помощник направился выяснять у единственного на тот момент задержанного – Олюнина, что ему нужно.
– Живот бурлит, командир! – жалобно выл Миша-Федул. – Сил больше нет. Не дай нагадить в доме [10]
...Помощник «повелся» и распахнул дверь в камеру.
Олюнин бежал по коридору, на ходу расстегивая брюки и, едва оказался в туалете, тут же шмыгнул на приступку.
Не желая становиться свидетелем не радующего глаз зрелища и одновременно не теряя задержанного из виду, сержант вышел из туалета и встал у открытой двери, ведущей в коридор. Олюнин вышел, и они вернулись.
Где-то между шестью часами утра и четвертью седьмого в камере вновь раздался вой и призывы отвести в туалет.
Сержант повторил маршрут. За пять лет службы в этом заведении он знал наверняка, что от дежурного помещения до туалета – восемнадцать шагов, до двери в тамбур, ведущей на улицу, – девять, до общественной приемной – тридцать семь.
В следующий раз Олюнину потребовался контакт с унитазом в половине восьмого.
– Да у тебя там что, бочка бездонная?! – возмутился сержант, который больше всего под смену боялся оказаться с загаженной камерой. Это не райотдел, где любой мусор уберут «мелкие» [11]
. В МУР попадают в основном те, кто вряд ли станет убирать чужое дерьмо даже под угрозой смерти.И Олюнин в третий раз оказался в туалете. Раздраженный сержант прошелся по коридору, подождал и, когда истекли пять минут – максимум, который он мог потратить на это мероприятие, вошел в туалет. На полу рядом с «очком» лежали куртка Олюнина, свитер Олюнина, шарф Олюнина, шапка Олюнина. Самого Олюнина в туалете не было.
Похолодевший помощник бросил взгляд на окно и увидел, что оно распахнуто настежь. Теряясь в догадках, как арестант мог пролезть сквозь узкое окно, да еще и зарешеченное между рамами, сержант бросился в «дежурку», где и доложил майору о ЧП.
– Ерунда какая-то, – прохрипел тот, белея лицом. – Этого не может быть. Не крыса же он. Пойдем, посмотрим...
А перед этим, едва помощник выбежал из туалета, оттуда, выйдя из-за прижатой к стене двери, появился Олюнин. Он быстро добежал на носках до дежурного помещения и юркнул за выступ в стене. Когда мимо него, обдавая холодом, пронеслись майор и его помощник, Миша-Федул взял в углу «дежурки» веник и с совершенно беспристрастным видом выдвинулся к выходу.
– Долго ждать? – буркнул он сидящему на входе старшине.
Тот окинул его недружелюбным взглядом, поднял верхнюю губу и блеснул фиксой из белого металла:
– Пропуск есть?
– Вот артисты, – огорчился Олюнин. Один все теплые вещи с документами отобрал, говорит – иди, мети крыльцо. Второй пропуск для этого требует. А когда я обратно заходить буду, ты меня без пропуска, че, не запустишь, что ли?