Толян выудил из холодильника голубую прохладную литруху «Балтики». «Ш-штряк!» — клапан выпустил на свободу бойкую пряную пену. Отломанное по привычке ушко охотно затерялось в мойке среди грязных тарелок. Мокрые пальцы скользнули вверх-вниз по футболке, оставляя на линялой розовой хэбэшке красные потёки. Толян отхлебнул, крякнул, отхлебнул ещё дважды. Причмокнул. Рыгнул. Крохотный телевизор навязчивой заставкой призвал к просмотру местных новостей. Толян с ногами забрался на угловой диванчик, достал из-под задницы пульт и сделал погромче.
Крашеная фифа, подёргивая головой, вещала на фоне размытых фотографий: «В связи с ростом числа автомобилистов в Зашахтинске, принято решение продолжить передачу территорий закрытых шахт "Сосновская", "имени Уходько" и "Раздольная" под строительство гаражей. И о погоде…» Толян отпил пива, сунул в зубы смятую гармошкой беломорину и встряхнул спички в коробке.
— Анатолий!
— Лять! Мама! Что ж вы вечно подкрадываетесь! — Толян выронил папиросу и гыгыкнул: — Куда эт вы так нафуфырилсь?
Женщина тридцать лет проработавшая шпалоукладчидцей, награждённая по случаю выхода на пенсию золотой кувалдой, одетая в красную блузу в белый горох и невероятного размера синие джинсы в обтяжку, равнодушных не оставляет. Толян не сводил глаз с тёщиных кудрей, шаря по дивану в поисках папиросы.
— Мама, — Толян кашлянул и показал пальцем, — вы бигудю забыли.
— Мы с Мит Миттчем расписались, — тёща невозмутимо выкрутила бежевый цилиндрик из небрежно окрашенной седой прядки.
Толян отключил звук телика, сощурился и повернул голову, направляя ухо на тёщу:
— Что вы с Митричем сделали?! А Милка в курсе?
— Из рейса вернётся, скажу, — нудный тёщин бас хрипами вырывался из прокуренных лёгких, сметая сомнения и желание возражать. — Мит Миттч хочет завтра машину посмотреть, и на Первомай поедем на дачу.
— Лять! Мама! На какую, на хрен, дачу? — Толян рубанул ладонью воздух, спустил ноги на пол и наступил на папиросу. — Лять!
— На его дачу. Надеюсь, машина на ходу? Возишься с ней целыми днями, — тёща криво улыбнулась, обнажив испачканные красной помадой вставные зубы, — пока Милка не видит.
— Угу, на ходу. — Толян поднял папиросу, обдул её и наконец закурил.
— Надо Мит Миттчу доверенность сделать, как у тебя, но без продажи, — тёща попятилась и только в коридоре смогла развернуться.
— Когда ж ты сдохнешь, станина чугунная! — Толян пустил ей вслед струю густого дыма и посмотрел на телик: «Сколько сейчас? Новости кончились. Четверть второго».
Толян дохлебал пиво будто под дулом пистолета. Стёр рукавом с подбородка жёлтые струйки и трижды жадно затянулся. Окурок исчез в банке, презрительно зашипев на прощанье. Отмахиваясь от дыма и качаясь, Толян вышел в прихожую. Накинул рыжую вытертую куртку из свиной кожи и поскрёб дырку на белой найковской кроссовке: «Котёл фуфло впарил! Тонну деревянных взял. Месяц всего, говорит, носил!»
*
Чтобы там ни говорили по телику, гаражи на «Раздольной» строились давно и с размахом. Лет надцать тому кучке ветеранов и тестю Толяна дали небольшой участок на пятачке рядом с шахтоуправлением. А нынче тут бетонные боксы улицами стоят — коня с Будённым потеряешь. И всё строят, строят. Охранник в «аквариуме» на главном въезде присесть не успевает — снуют туда-сюда самосвалы, погрузчики, краны.
По обе стороны от въезда сидели нищие. Одни протягивали пустые руки, другие — шапки и консервные банки. Старик в женской синтетической шубе некогда белого цвета в чёрную крапинку жалобно смотрел на прохожих, теребя грязную спутанную бороду. Толян мимоходом выхватил у него банку, высыпал деньги себе в карман и швырнул банку на дорогу.
— Отдай! Отдай! — хныкал старик, ползя вслед на четвереньках.
— Церковь построят, попы подадут, — огрызнулся Толян и сунул пропуск охраннику под нос.
Обогнув небрежно припаркованный у сторожки бензовоз, Толян потрусил по проезду, прыгая через лужи и буксуя в снежной шуге.
*
— О, ништяк, Семёныч, ты тут! — Толян забежал в распахнутые свежевыкрашенные ядовито-зелёным ворота бокса.
Долговязый скуластый, носастый, кадыкастый Семёныч натирал салфеткой идеальный блеск бордовой «копейки».
— А, эт ты… Ну?
— Семёныч, верни машину на день, а? — Толян чиркнул большим пальцем по горлу: — Во как надо!
— Начинается! Так и знал! Ты мне её проиграл? Вот и звездуй! Карточный долг, сам знаешь.
— Да мне на завтра только. Тёща подхватилась. Покажу и всё! — Толян подал Семёнычу распылитель с полиролью. — А там, к майским, чё-нить придумаю.
— Ладно. Ящик дагестанского коньяка пока придумай, — Семёныч, глядя на Толяна сверху вниз, сунул ему под нос кулак: — И смотри мне, шнурок! Спалю сарай твой вместе с тачкой, если что.
— Хорошо, Семёныч! Ништяк! — затараторил Толян. — А мешки для мусора есть у тебя?
— Двухсотлитровых рулон в углу. Отдашь два!
*