— Эмиль, может, и нам с ними? Удочку-то видел у хозяйки? За домом валяется.
— Ага! — просиял Эмиль, и мороженое победоносно чвакнулось ему на сандалию.
Вечером в поросшем виноградом утлом дворике Валера подливал в пузатую гранёную кружку пиво, без умолку бахвалился, как весь Брянск по его лестницам вверх-вниз бегает и наставлял Рената с Эмилем: то крючок они ни тем узлом крепят, то леску не в ту сторону наматывают.
Назавтра, в утренних сумерках, на берегу, в условленном месте Ренат с видом старого капитана оглядывал неприветливый морской простор, сунув руки в карманы шорт. Рядом гордо разматывал удочку Эмиль. Озорной бриз разносил по пляжу ритмичный скрип — Валера, сидя на заднем сиденье своего старого опелька, усердно вкручивал штопор в пробку «Древнего Херсонеса». Пришёл понурый Никодимыч.
— Подвёл я вас, ребята, — начал он повинным тоном. — Не могу я сегодня: в Симферополь надо ехать, за лекарством.
— А! Значит, проиграл! — обрадовался Ренат.
— Тс-с! — нахмурился Валера. — Для внучки? Внучка у него больная.
— Да, завезли редкое лекарство, немецкое. Хорошо помогает, но дорогущее, чтоб его мать. Не знаю… Ещё денег надо у кого-то занять. Наши-то тут все нищие. — Никодимыч ссутулился и смотрел в сторону.
— Точно: не можешь избежать болезней, постарайся избежать врачей, — веселился Ренат. — Сказал… кто-то…
— Сколько надо-то? — Валера смотрел исподлобья. Ему почудилась слеза на ресницах Никодимыча.
— Ай-х! — махнул рукой Никодимыч. — Не спрашивай! Десять тыщ гривен.
— Двадцать пять тысяч рублей? — подсчитал Валера. — Ладно, отец, я тебе одолжу. Поехали!
— Да? Спасибо! — засуетился Никодимыч. — Я отдам! Послезавтра получка. Всё верну! А половим завтра с утра. Здесь. Сюда же приходите. Ренат! А спиннинги и червей я вам оставлю пока. Вот! — он протянул Валере несколько влажных газетных «котлет».
На следующее утро мизансцена повторилась. Ждали только Никодимыча. Валера на ощупь отыскал на фирменной рыбацкой безрукавке нужный карман со штопором и разделил с Ренатом утренний «Древний Херсонес». Никодимыч задерживался. На излюбленное место потянулись рыбаки.
— Мужики! — крикнул Валера. — Никодимыча не видали? Приехал он из Симферополя?
— Кого? — с недоверием прозвучало из толпы.
— Никодимыч, — пояснил Валера, потирая щёку пальцами, — чёрный такой в красный рубахе.
— Д’эт приблудный какой-то. У магазина болтался. А там хрен его знает.
Рыбаки ушли. Показалось солнце. Угрюмый морской пейзаж сменился лазурной бликующей феерией. Эмиль кое-как ухватил реющую на ветру леску, взвизгнул, уколов палец, и принялся лепить на крючок хлебный комочек. Валера уступил ему пачку червей — на хлеб-то дело безнадёжное. Но Рената с Эмилем улов не интересовал. Они наслаждались ловлей. Насаживали наживку, закидывали крючок, меняли места. Свободные от обязательств и рыболовных техник, они шумели и смеялись. И на семьдесят метров им можно было не забрасывать. Пенопластовый самопальный поплавок прыгал на волнах метрах в двух от берега. Под ним даже крючок проглядывал сквозь зеленовато-голубую толщу. А вокруг крючка бесчинствовала рыбья мелюзга, стремительно и методично пожирая приманку.
— Тут уж не до промышленной рентабельности, — заключил Валера, тоскливая наблюдая за исчезновением очередного червяка. — Да-м… Пять килограмм форы…
Эмилю удалось-таки поймать зелёную полосатую рыбёшку. Счастливый пацан бегал по пляжу в поисках тары для добычи. Валера достал из сумки-холодильника оставшиеся свёртки-котлеты и вытряхнул червей в воду. Прибой выносил их с минуту-другую на песок, а после смыл окончательно.
Ренат сдвинул брови и задумчиво хмыкнул:
— Знаешь, я этого Никодимыча твоего вроде в Геленджике видел в прошлом году. И раньше. В Лоо, в Сочах. Да много где. А, может, это и не он был.
Открыли ещё две бутылки вина. Сели на песок и молча выпили. Потом ещё две. Валера хотел подняться, но сразу у него не получилось. Он лёг на бок, перекатился на живот, встал на четвереньки, потом сел на корточки. И тут же упал на спину. После третьего раза он научился падать с корточек вперёд. Теперь он с живота сразу переходил на четвереньки, минуя перекаты. В очередной раунд Валериной борьбы, Ренат, как паук, подполз к нему и подставил колено. Валера опёрся на него, поднялся и великодушно, с видом героя, спасающего немощного, подал Ренату руку.
С берега подул крепкий ветер и на море поднялась волна. Эмиль нашёл консервную банку и теперь озаботился поисками тени. Валера, ступая с осторожностью канатоходца, вошёл по колено в воду, извлёк из потайного кармана безрукавки пачку пятидесятигривенных банкнот и стал по одной кидать их в море. Подошёл Ренат. В его глазах застыл немой ужас. Валера располовинил пачку и протянул часть денег Ренату:
— Тс-с! — Валера покачивался в такт волнам. — Бр-сай!.. Бр-сай!
Ветер подхватывал купюры, вертел в воздухе — то ли обнюхивал, то ли рассматривал — и шлёпал их на воду, будто клеил на стену. Не успела пачка закончится, за Валерой пришла жена. Вдвоём с Ренатом они погрузили его на задний диван опеля. Садясь за руль, Валерина жена обозвала Рената пьянью: