Главный хирург Н. Н. Бурденко

Он говорил долго и горячо. О том, что на поле боя раненым не помогают, что вместо санитарного транспорта дают тряские подводы, что не хватает самого необходимого — медикаментов, перевязочных средств, хирургических инструментов. А самое главное — медицинская помощь на фронте организована неправильно.

Принц Ольденбургский, казалось, серьезно выслушал Бурденко. Он нахмурил лоб и строго спросил присутствовавшего здесь же генерала-«виолончелиста»:

— Ну, что вы на это скажете?

«Виолончелист» вытянулся в струнку.

— Вот видите, что вы наделали! — начал распекать его принц. — Я вас научу работать!

Так и не заглянув в палаты, начальство укатило восвояси. А в госпитале все осталось по-старому…

Царские генералы считали, что «пушечного мяса» хватит надолго. Что им было до материнских слез, до горького плача вдов и сирот!

Медицинской помощью солдатам и офицерам русской армии в то время занимались и военно-санитарное ведомство, и общество Красного Креста, и Земский союз, и Союз городов, и много мелких частных организаций. Их действия напоминали известную басню Крылова «Лебедь, Рак и Щука». Редкий день в лазаретах и госпиталях не получали трех-четырех разных, а часто и разноречивых приказов от различных властей.

Нередко это порождало беспорядок и неразбериху. «Вся система, от высших санитарных организаций до малых лазаретов, показала полностью свою несостоятельность», — доносил царю в сентябре 1915 года принц Ольденбургский. Даже сиятельный принц в конце концов понял то, что почти для всех в русской армии давно уже было очевидным. А ведь расплачивались за это крестьяне и рабочие в серых шинелях — русские солдаты, расплачивались кровью и жизнью…

Еще в русско-японскую войну медицинская служба царской армии не смогла полноценно справиться со своими задачами. Еще тогда укоренилось пагубное разделение медицинской службы между различными ведомствами — военно-медицинским, военно-госпитальным, обществом Красного Креста и др. Все звенья военно-медицинской службы действовали разрозненно и разобщено: в результате процесс эвакуации раненых был оторван от лечения, войсковые этапы не были связаны с армейскими, а фронтовые учреждения — с тыловыми, профилактические меры проводились не в лечебных учреждениях и потому были малоэффективными. Из-за неудовлетворительного руководства военные Медики вынуждены были вместо планомерной эвакуации раненых производить беспорядочный «развоз», резко ограничивать объем медицинской помощи на этапах эвакуации, которые во время больших сражений (таких, например, как близ Вафангоу) были переполнены пострадавшими в боях солдатами и офицерами… Малую эффективность своего руководства действиями военных медиков было вынуждено отмечать и начальство.

Первая мировая война значительно отличалась от русско-японской. Возросла мощь огня (особенно артиллерии), появились новые мощные средства поражения — пулеметы, отравляющие вещества, огнеметы, танки, авиация и др. Война приняла в основном позиционный характер — создались огромные сплошные фронты, простиравшиеся «от моря и до моря».

Изменения в вооружении и тактике сказались и на характере ранений: три четверти всех повреждений стали составлять артиллерийские и лишь около четверти — пулевые ранения. При этом артиллерийские поражения были, как правило, «грязными», или, как говорят врачи, тяжело инфицированными; в них попадали болезнетворные микробы, и поэтому такие раны требовалось оперировать не позднее 6–8 часов после ранения.

В этих условиях нужно было по-новому организовать военно-медицинскую помощь в русской армии.

Но с первых же дней пребывания на фронте Бурденко убедился, что в организации военно-медицинской службы мало что изменилось. Недостатки, так ярко проявившиеся в годы русско-японской войны, не были устранены. По существу, все осталось без изменений. Снова медицинской помощью руководили люди, весьма далекие от медицины: даже во главе санитарных отделов штабов армий стояли «строевые чины». По-прежнему господствовал давно устаревший принцип «эвакуации во что бы то ни стало». Из-за этого в те сроки, когда операции могли быть особенно эффективными, их почти не производили. Даже на главных перевязочных пунктах (как и на полковых) медики оперировали лишь в самом крайнем случае, по жизненным показаниям. Более того, и в армейских лечебных учреждениях хирургическая помощь была минимальной. Только тяжелая раневая инфекция волей-неволей заставляла хирургов действовать активно, оперировать, да и то их помощь нередко оказывалась запоздалой. Образно говоря, вместо того чтобы предупреждать, обгонять инфекцию, хирургия плелась в хвосте. А если добавить к этому, что процесс эвакуации был оторван от лечения, то в таких условиях главным, пожалуй, было не лечение, а безудержная и бессистемная эвакуация.

Общую неорганизованность лечебно-эвакуационного дела в армейском и фронтовом тылу Н. Н. Бурденко характеризовал так: «Можно

смело сказать: на-